Елеон – восхождение к Православию

Дата публикации или обновления 28.01.2021
  • К оглавлению: Газета «Образ и подобие»
  • К оглавлению раздела: Обзор православной прессы

  • Моя мама – англичанка. Приехала в Израиль в конце 70-х годов. Папа (Царствие ему Небесное) – коренной иерусалимец. Мой дед (кстати, тоже Рафаил) родился в Еврейском квартале старого города во времена британского мандата. Там же родилась его мать – моя прабабушка, по этой линии наша семья живет в Иерусалиме уже более 500 лет.

    Мои родители всегда были очень открытыми людьми. Когда я стал православным христианином и принял крещение, мама была, разумеется, крайне огорчена. Первое, что она сказала, было: «Я давала тебе слишком много читать». И действительно, в нашей семье на книжных полках всегда «жили» мамин Шекспир (в подлиннике) и толстенная антология английской литературы, которую я помню с детства, а еще папин Достоевский (на иврите), Гете и множество других книг.

    Мое образование, однако, не ограничивалось только книгами, которые я поглощал в больших количествах. В Израиле даже государственные школы делятся на светские, религиозные и ультрарелигиозные. Я ходил в религиозную.

    Начиная с третьего класса каждый учебный день начинается с утренней молитвы. Молитву составляют псалмы и более поздние гимны, отрывки из Священного Писания (Пятикнижия) и т. д. Конечно, маленькому школьнику не все было понятно. Но когда читаешь каждое утро про Бога, про Авраама, про победу над фараоном, про воскрешение мертвых, то эти образы остаются на всю жизнь.

    Рафаил Мусан-Леви, г. Иерусалим

    Часть 1

    Начнем с того, что до недавнего времени я не знал, что гора Елеон по-русски называется гора Елеонская. Название горы на иврите – «хара-зэйтим», что означает «Гора оливок», и мне казалось, что по-русски так ее и называют – Масличная гора.

    Так что когда я впервые пришел в русский Спасо-Вознесенский монастырь и матушки задавали мне вопрос: «Ты первый раз на Елеоне?», я даже не понимал, что они имеют в виду. Конечно, эту гору я хорошо знал и прежде. Но именно звучание слова «Елеон», «на Елеоне» напоминало мне ивритское слово «элйон» – то есть верхний, вышний.

    Это одно из имен Божиих в Библии – «эль элйон» – Бог Всевышний. Сразу возник мир разных ассоциаций, ведь гора воспринималась в связи с пришествием Мессии, с Апокалипсисом, воскрешением мертвых, Страшным Судом еще до времен воплощения Христова. И доныне богатые евреи всего мира стремятся быть похороненными на иудейском кладбище на Елеоне, даже те, кто не были особенно верующими людьми.

    Раньше еврейское кладбище на Елеоне было не для богатых. Это было единственное кладбище еврейской общины Иерусалима. Много моих предков похоронено там. С 1948 до 1967 года Елеонская гора и Старый город, как и весь западный берег реки Иордан, принадлежали Иордании.

    За это время было построено новое кладбище, «Гора покойников», на выезде из Иерусалима. Оно здорово расширилось в последнее время, и когда въезжаешь в город, первое, что видишь, – бесчисленное множество могил. Однако древнее елеонское кладбище настраивает на молитву и напоминает видение пророка Иезекииля о воскрешении мертвых.

    Рассказ об Елеоне можно было бы назвать «Мой путь к православию», поскольку монастырь с отцами и сестрами играл важную роль в моей катехизации. Хотя о Христе и о Евангелии я что-то знал, но, начиная с 2002 года, мои поиски стали более деятельными. Кроме чтения Нового Завета и другой христианской литературы (работал я тогда в книжном магазине, и времени для размышлений было много), я ходил по святым местам, например ко Гробу Господню, наблюдал, что люди там делают: паломники, монахи, католики-францисканцы, греки. В саму Кувуклию не находил в себе сил войти. Очень хотел приобрести молитвослов. Но не знал где.

    В магазинах, где продают диски, искал записи православной Литургии и литургического пения. Однажды, когда я шел из книжного магазина в сторону Яффских ворот, встретил двух иеромонахов из России (паломников). Они обратили внимание на то, как я странно разговаривал по мобильному телефону – то по-русски, то на иврите, и поздоровались со мной. Первое, что я им почему-то сказал, было: «Я не крещеный». Они поинтересовались, кто я, и сказали, что, если я хочу, они готовы со мной поговорить на следующий день в 12 часов у Яффских ворот, так как в тот момент они шли на встречу с Патриархом Иерусалимским.

    На следующий день я встретился с ними, и мы пошли побеседовать у Гроба Господня. По пути один из них спросил, почему я не хожу в мессианскую церковь. Это одно из ответвлений протестантизма, которое активно и успешно занимается проповедью среди ивритоговорящего населения. Но я ответил, что, при всем уважении к израильтянам, которые признают, что Иисус – это Мессия, если я все-таки приду в Церковь, то в Церковь апостольскую.

    Потом мы долго говорили у Гроба Господня, и батюшка пригласил меня на ночную Литургию. Служба шла по-гречески. Хоть язык был не понятен для меня, само священнодействие, сам факт, что я стоял напротив Кувуклии Гроба Господня, что меня окружали монахи (мирян было мало, будний день), – все это дало мне понять, что это и есть продолжение очень древнего Ветхозаветного Богослужения, только Жертва – бескровная. Вот это ощу- щение Храма я нахожу только в Православии. Наверное, у меня в крови осталась какая-то тоска по Ветхозаветной службе, я ведь из левитов. И в этой православной службе у Гроба Господня видел я, что храм существует и зря современные евреи плачут о разрушении его. Надо еще заметить, что византийское пение очень похоже на то, как пели мои предки в храме и как поют сегодня сефардские евреи.

    Архиепископ, который служил, задал мне вопрос: «Ты, наверное, много думаешь, наверное, какие-то интеллектуальные процессы подвинули тебя идти сюда?» Я тут же ответил: «Да, конечно. Много думаю. Но это не главное. Главное – это вера». Владыке ответ понравился, и он дал мне номер своего телефона.

    Через две недели я позвонил владыке. Но он всячески пытался отделаться от меня – как я сейчас понимаю, у него были в этот период очень большие проблемы в Патриархии. Он дал мне телефон одного человека, который, как владыка сказал, мне поможет. Я позвонил, но никак не смог с ним договориться о дне крещения. Он рекомендовал мне пойти на Елеон. Там есть игумен, сказал он, который говорит по-английски. По-русски я тогда говорил плохо. Открыл я телефонную книгу и нашел телефон монастыря «Минзар ха-руси бэ хар а-зейтим». Позвонил. Спросил: «А как вас найти? Какой у вас адрес?» Монахиня ответила: «У нас нет адреса. Идите на колокольню, ее видно отовсюду».

    Я не мог дождаться, когда закончится рабочий день, и как только пришел мой сменщик в магазине, отправился в сторону Старого Города. Почему-то все, кто меня видел в этот день, улыбались и здоровались: туристы, католические монахи, африканцы. Добрался я до знаменитой смотровой площадки. Смотрел я на город, и вспомнились мне слова о Втором пришествии Христа у пророка Захарии: «И станут ноги Его в тот день на горе Елеонской, которая перед лицом Иерусалима к востоку; и раздвоится гора Елеонская от востока к западу весьма большой долиной, и половина горы отойдет к северу, а половина ее – к югу».

    * * *

    Простоял так долго, потом пошел в сторону арабского район Аттур. Спросил, где здесь русский монастырь. Все говорили, что он закрыт. Но, слава Богу, нашел ворота среди арабских домов. Монахиня-румынка сказала, что вечерня уже началась. Я пошел к храму по аллейке между масличными деревьями.

    Дальше, ближе к церкви, росли кипарисы и сосны. Чувствовал я себя как ребенок. Монастырский мир со своей строгостью и уставом способствует иногда детскому, наивному восприятию мира. Как сказал Господь: «Будьте как дети».

    Иду за порог, в притвор храма.

    Стою. Подходит монахиня. Говорит, что мне там нельзя стоять. Как-то строго, но не грубо, так что мне не было обидно. Она отвела меня к тому месту, где стояли мужчины, – справа от алтаря. Сейчас, кстати, стало менее строго, часто паломники держатся все вместе – и мужчины, и женщины. Стою, и вижу перед собой удивительную икону Божией Матери – «Взыскание Погибших». Тогда, конечно, я не знал, что она так называется, но чувствовал, что Она зовет всех погибших людей, и меня в том числе, к Себе. Рядом был монах, как я понимаю сейчас, выросший в Америке. Мне повезло, и он стал со мной говорить по-английски. Когда читали кафизмы, он показал мне, что можно сесть. И дал мне Псалтырь на английском, чтобы мне служба была более понятна. Потом он посмотрел на икону, и сказал о том, как Божия Матерь хочет привести всех в Церковь. Таким образом, он выразил вслух мои ощущения.

    Я часто читал у Фридриха Ницше и у других писателей, что Иисус принес в мир мрак, уродство, ненависть к жизни, смерть и много всего. Когда-то я тоже так думал. И вот, чувствуя невероятную красоту Царицы Небесной, я понял, что подобные взгляды – от неудачного, неправильного опыта. Нигде не найдешь этой легкости и света, которые встречаются в православных храмах.

    Часть 2

    Утром на следующий день, после ночевки в монастырской гостинице, пошел я на службу. Отстоял Часы, потом началась Литургия. Порядок Литургии был мне знаком, так как до того я не раз слушал разные ее исполнения в записях. Во время евхаристического канона без подсказки понял, что мне нужно выйти из храма, хотя ничего не знал о правилах для оглашенных. Некрещеным на Литургии верных быть не полагается, хотя сейчас это мало кто соблюдает, во время освящения даров в храмах Святой Земли можно увидеть и мусульман, и даже иудеев. Но я чувствовал, что стою пока лишь на пороге Церкви.

    Интересно, что одна инокиня от доброго сердца предлагала мне просфору, но я отказывался взять, чувствовал, что, не будучи еще крещеным, не имею на это права.

    Она между тем настаивала, пока не подошла еще одна монахиня и не упрекнула сестру, показывая на меня: «Даже он знает, что ему нельзя брать просфору, а ты не знаешь!» После причастия, когда Литургия закончилась, я взял благословение у игумении Моисеи и приложился ко кресту. Не зная, как правильно брать благословение, я положил левую руку на правую, но игумения это сразу заметила и поправила меня. После Литургии, как заведено в этом монастыре, была трапеза. Она поразила тем, что было настоящее ощущение христианской общины, церковности.

    Сразу пришли на ум воспоминания из Деяний апостолов, которые я тогда читал. Потом меня проводили к игумену Андронику. Мы пошли с ним в его келью, это был маленький такой домик. Удивило, каким он оказался простым, сердечным человеком. У него в келии жила очень красивая большая собака какой-то японской породы, которую он звал Фуджияма. Общались мы по-английски, но я дал понять, что по-русски тоже говорю немножко и читаю. Убедившись в том, что я действительно серьезно отношусь к решению принять крещение, он назначил для меня срок: не сразу, как сестры хотели, а на 18 января – на Богоявление. «А пока, – сказал он, – я тебе дам Закон Божий. Вот про Ветхий завет ты знаешь, Евангелие читал, читай теперь вот это и это». Он дал мне «Закон Божий» протоиерея Серафима Слободского. Те главы, которые он предложил мне прочесть, касались вопросов, связанных со Вселенскими соборами, догматикой и проч. Книгу я взял с большой радостью. Однако не было суждено, чтобы я принял крещение в назначенный день.

    ...Прошел целый год моего тяжелого, с большой внутренней борьбой, воцерковления. Надо понимать, что когда я вернулся с горы Елеон, то хотел осознать: как можно совместить тот опыт христианства, который я приобрел, с моей повседневной жизнью израильтянина, где все шло вразрез с увиденным в монастыре. Я понял, что, если стать монахом, эта проблема будет для меня решена. Но я знал также, что монашество – не мой путь.

    Стал ходить в разные храмы, стал учить Символ веры наизусть.

    Несколько раз пытался попасть на ночную службу ко Гробу Господню, но там всегда было закрыто, а мне не у кого было спросить, в какие дни там бывает служба.

    Тем временем продолжал работать в книжном магазине, но иногда оказывался на грани отчаяния. Из-за моей занятости в театре я не раз откладывал крещение – назначенный день совпадал с очередным спектаклем. Но вот как все промыслительно разрешилось. У нас в театре появился новый человек, который оказался православным христианином.

    Это была моя будущая жена. Она, конечно, ничего не знала про мои духовные поиски и вообще поначалу думала, что я араб, чем удивила режиссера: «Какой же он араб, деточка! Он еврей, иудей, из древнего рода». А я долгое время не знал, что она христианка, хотя мы очень мило общались, вместе чай пили в перерывах на репетициях, когда остальные курили. Как только я узнал, что Анна христианка, то принял это как знак, который призывает меня принять окончательное решение. Еще помогло то, что шел Великий пост. Во время Страстной недели я стал часто ходить в

    Старый город, общался с местными арабами-христианами. В день Пасхи позвонил Анне и поздравил ее: «Христос Воскресе!». Не могу себе представить ее реакции – я же еврей, иудей! Она, наверное, подумала: вот артист! – то Гамлета играет, то «Христос Воскресе!» говорит. А на самом деле я искренне это сказал. Также сказал, что она для меня родной человек. Этим закончился тот загадочный телефонный разговор.

    В тот же вечер я собрал вещи, заранее договорился с сестрой, что она подменит меня на работе в книжном, и пошел на Елеон. Пешком, естественно. Войдя в монастырь, сразу хотел вернуть книгу «Закон Божий отцу Андронику, но мне сказали, что он в Америке. Службы шли Пасхальные, с Пасхальными Часами, многократными повторениями «Христос Воскресе!», «Аль-массиях кам!», «Христос андвиат!» и «Христос Анести!» (на арабском, иврите и греческом, – прим. ред.), «Воскресение Христово видевше».

    Было мало мужчин, и меня попросили на крестном ходу вокруг храма нести хоругви, хотя я и был еще не крещеным.

    Так продолжалась моя катехизация.

    Один человек дал мне телефон священника из Галилеи, протоиерея Романа, который говорил и на иврите, и по-гречески, и по-арабски, и по-английски, и по-русски. Мы договорились встретиться в Гефсимании, в храме св. Марии Магдалины. Я специально подготовился, пошел туда, но батюшку так и не нашел.

    Через неделю договорились о встрече в Тивериаде, чтобы оттуда добраться до Капернаума и крестить меня там.

    Так все и произошло. Чин Крещения совершили в храме, а потом с пением тропаря «Христос Воскресе» на разных языках пошли к Галилейскому морю. В его водах я и крестился.

    Елеон после этого продолжал притягивать мое сердце. Что поражает, подлинная русскость совмещена там с местным палестинским духом. Монахинь-арабок приняли еще детьми и вырастили русские монахини – вынужденные беженки из Царской России.

    И до сих пор на Елеоне живут потомки благородных русских родов, а многие местные монахини-арабки унаследовали их духовное благородство.

    Поразительно, что жена моя, тесть и ныне покойная теща, живя в Иерусалиме почти 20 лет, открыли это место через меня. И нельзя представить теперь нашей жизни без Елеонского монастыря. Мы там причащаем наших деток, старшая (ей 5 лет) называет трапезную церковь обители «мой детский храм». Мы общаемся с игуменией и сестрами, отцы бывают у нас в гостях.

    Теперь это место особенно дорого для нас и тем, что здесь на монастырском кладбище похоронена моя теща, наша дорогая мама и бабуля – Ирина. Итак, Спасо-Вознесенский монастырь связан с нашими радостями и скорбями.

    После того как я крестился, я почувствовал особую легкость. Казалось, что могу даже летать. Я мало знал тогда о том, что духовный опыт приобретается через большие испытания и скорби. И вера – это не только легкость и радость, порой нужно тащить большой груз.

    Вроде бы парадоксально – Иисус говорил: «Бремя Мое легко есть», – но эта легкость иногда очень трудно дается.


    Газета о православной жизни «Образ и подобие», выпуск № 2 (23), апрель 2014 г.

    В начало



    Как вылечить псориаз, витилиго, нейродермит, экзему, остановить выпадение волос