Скорбященский храм после 1917 года. Закрытие храма
С водворением в России советской власти, для Русской Православной Церкви начались жестокие времена. В 1918—1920 годы были ликвидированы все духовно-учебные заведения, монастыри, православные общества, консистории, духовные правления. В 1922 году, под лозунгом помощи голодающим Поволжья, было проведено изъятие церковных ценностей. Древние иконы, драгоценные оклады, церковная утварь, камни, колокола рекой потекли на Запад, в уплату заказчикам и кредиторам новой русской Смуты. Репрессии 1918 — 1930-х годов унесли жизни сотен тысяч православных священно-церковнослужителей и мирян.
Мало кто знает о том, что после 1918 года на улице Большая Ордынка, во дворах теперешнего дома №17 помещался лагерь принудработ,— филиал Ивановского концлагеря, размещавшегося на территории ликвидированной московской Иоанно-Предтеченской женской обители. Мрачные строения Ордынского концлагеря были увенчаны по верху колючей проволокой, а внутренние дворы тянулись почти до Пятницкой улицы. Об этих лагерях, расположенных в самом центре Москвы, вблизи Московского Кремля, почти ничего не известно.
Только некоторые имена и отдельные разрозненные свидетельства сохранились в архивных документах той поры, например, в следственных делах узников 1920-х годов. Репрессии коснулись и протоиерея Семена Сергеевича Ляпидевского, настоятеля церкви иконы Божиеи Матери «Всех Скорбящих Рабость» на Ордынке. Сын Знаменитого протоиерея Сергея Павловича Ляпидевского и племянник Московского Митрополита Сергия (Ляпидевского), ученика и последователя святителя Филарета, он не мог не попасть в поле зрения ОГПУ.
Отец Симеон был арестован в 1918 году, в октябре месяце, за издание журнала «Кормчий», хотя журнал не выходил уже с конца 1917 года.
Из архивных документов известно лишь, что о. Симеон содержался в Бутырской тюрьме. В 1922 году упоминается как настоятель Троицкой, в Лужниках церкви. Дальнейшая судьба его неизвестна. Сохранился дневник преподобноисповедника иеромонаха Никона (Беляева), преподобного Оптинского старца, который писал: «Первым моим духовником был протоиерей о. Сергий Ляпидевский, ныне скончавшийся, вторым — его сын, о. Симеон Сергеевич. Однажды на исповеди, отец Симеон сказал мне, что необходимо ходить в церковь по праздникам. Это долг перед Богом. Я поразмыслил об этом и согласился. С тех пор я стал часто ходить в церковь, даже в будни, когда был свободен. И это обратилось в привычку». Родной брат прп. Никона, Иван Беляев также писал: «Уже с первой половины XIX столетия настоятельствовали в храме Ляпидевские. Сначала был протоиерей Павел Степанович, затем его сын, Сергей Павлович… Служил этот древний старец прекрасно. Это был наш первый духовник. И я, бывает так, навсегда сохранил в своей памяти: кончается всенощная, в храме почти темно, в открытых Царских вратах о. Сергий, благословляющий народ, весь белый, величественный. Он был редактором-издателем духовного журнала «Кормчий», который я очень любил. Выходил он и при сыне его. Особенно хороши были приложения — листки и крохотные книжечки. ...Отец Сергий лежал на смертном одре, и из Ставропольской епархии был вызван к нему сын, молодой еще священник, о. Семен Сергеевич.
Потом он остался служить на месте отца своего. К нашему дому он был очень близок, мама крестила его младшего сына. Видел я, как благоговейно он служил Литургию, особенно в момент пресуществления Святых Даров. Служба у нас в храме была не затяжная. Не знаю почему, но из всей Москвы только у нас в храме поздняя обедня начиналась с 11 часов. Говорили, что этот обычай ввел еще митрополит Сергий (Ляпидевский), брат о. Сергия Павловича. После обедни всегда был молебен Скорбящей Божией Матери, почти всегда с акафистом (несколько сокращенно), и непременно с пением нами на клиросе канона «Скорбных наведения обуревают смиренную мою душу». Отец Семен Сергеевич впервые ввел беседы каждое воскресенье, после вечерни».
После ареста Семена Сергеевича, сначала в клир, а затем настоятелем в Скорбященский храм, в 1919 году, был назначен Константин Павлович Любомудров, — будущий священномученик. Родился Константин Павлович 27 июля 1879 года в селе Георгиевском Ростовского уезда Ярославской губернии, в семье псаломщика Павла Любомудрова и его супруги Анны. Первоначальное образование Константин получил в Ярославском Духовном училище, и 12 ноября 1896 года был определен псаломщиком к Пятницкой церкви в городе Ярославле. В 1900 году он выдержал экзамен при Ярославской Духовной семинарии, в 1905 году был удостоен благодарности за усердные и успешные труды на поприще педагогики. В мае 1908 года Константин Павлович был рукоположен во диакона ко храму Рождественского монастыря в городе Ростове, а в июле того же года — во священника ко храму Преображенского Севастиановского женского монастыря в Пошехонском уезде. В 1911 году архиепископ Ярославский Тихон (Белавин) назначил отца Константина настоятелем Никольской церкви в селе Марково Ростовского уезда, и в том же году — законоучителем Марковского двухклассного училища.
Вскоре отец Константин овдовел, после чего принял решение всецело посвятить себя служению Церкви, а для большего успеха на этом поприще — получить высшее богословское образование. В 1915 году поступил вольнослушателем в Московскую Духовную академию, неся в ней послушание эконома с 1916 года; одновременно учился в Московском Археологическом институте, который окончил в 1917 году со званием ученого архивиста, защитив диссертацию на тему «Святой Димитрий Ростовский и его проповеди». В 1917 году отец Константин был зачислен в число студентов первого курса Московской Духовной академии.
В 1919 году отец Константин окончил Московскую Духовную академию и был назначен сначала в клир, а затем настоятелем церкви в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», что на улице Большая Ордынка в Москве. Служил, по словам одного его родственника, и в соседнем храме сщмч. Климента Римского на Пятницкой улице. За призыв к прихожанам молиться за угоняемых в Сибирь христиан отец Константин был арестован в 1932 году, когда в Москве, в рамках борьбы с Русской Православной Церковью, с целью ее уничтожения, по одному делу было арестовано более пятидесяти священнослужителей и мирян. «Привлечённые по данному делу лица, — писали следователи ОГПУ, — группировались вокруг церквей города Москвы, проводя среди церковных антисоветскую агитацию и распространяя всякого рода провокационные слухи... Монашками и духовенством была организована широко разветвленная сеть по сбору денег и продуктов среди церковников, путем отчисления кружечного церковного сбора для оказания помощи ссыльному духовенству; с указанным духовенством велась регулярно письменная и живая связь».
10 мая 1932 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило отца Константина к пяти годам ссылки в Казахстан, и он был отправлен этапом в город Алма-Ату. Вернувшись в 1935 году в Москву, отец Константин попытался устроиться здесь, но ему, как бывшему в заключении, власти этого не позволили, и он был вынужден уехать в Можайск, откуда часто приезжал в Москву для окормления многочисленных духовных детей, совершая по их просьбе требы в домах.
29 октября 1937 года отец Константин был вновь арестован и заключен в московскую Таганскую тюрьму; показания о нем на следствии дали священник и диакон-обновленец, которые, по-видимому, еще и ранее доносили о нем. 17 ноября 1937 года суд-тройка НКВД приговорил священника к расстрелу. Священник Константин Любомудров был расстрелян 19 ноября 1937 года и погребен в общей безвестной могиле на Бутовском полигоне под Москвой.
27 декабря 2005 года состоялось заседание Комиссии Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых, на котором, по рассмотрении материалов, касающихся прославления новомучеников и исповедников Российских, пострадавших в различных епархиях Русской Православной Церкви, было постановлено включить в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века, в числе других подвижников, имя Константина Павловича Любомудрова и сообщить имена этих святых Предстоятелям братских Поместных Церквей для включения их в святцы.
Так был прославлен в лике святых отец Константин Любомудров, вечная ему молитвенная память и слава. В разные времена тяжелых испытаний нашего Отечества являл Господь для помощи и укрепления разных доблестных мужей и жен, просиявших особенными подвигами и трудами. «Славя любовь к Отечеству, не забудем отдать должную славу благочестию, помощи Божественной, молитвам небесных граждан о земном Отечестве». Митрополит Филарет.
Дело Музейного подотдела Моссовета о закрытии Скорбященского на Ордынке храма началась в 1924 году. Тогда поднимался вопрос о ликвидации храма с целью использования здания под аудиторию. Но Главнаука, после обследования здания храма, пришла к выводу, что здание не пригодно для этой цели: «...Самый характер здания, его высота, планировка со столбами и колоннами, делают его утилизацию для намеченной цели не рациональной. Круглая часть под высоким куполом вообще не имеет отопления и не приспособлена для обогревания вследствие незначительной толщины купола. Таким образом, здание Скорбященской церкви не пригодно для аудитории, как по своему архитектурно-художественному значению, так и по техническим соображениям. С своей стороны Главнаука может указать ряд других церковных зданий в том же районе, которые успешно могут быть использованы для намеченной цели: на Кузнецкой улице – церковь «Никиты», на М. Полянке - «Спас в Наливках», на Б. Ордынке - «Иверская» церковь, на Б. Полянке – церковь «Успения в Казачьей». Все помещения указанных церквей весьма поместительны и в чисто техническом отношении приспособлены для устройства аудитории».
В 1928 году Административный отдел Моссовета снова поднял вопрос о закрытии Скорбященского храма, но Мособлисполком, вняв тогда ходатайству общины, отменил свое решение, но только временно.
В феврале 1932 года на имя директора Третьяковской галереи тов. Вальтер было направлено от Комиссии Строительства Дворца Советов письмо, в котором «строители» уведомляли, что поддерживают ходатайство Третьяковской галереи о передаче помещения Скорбященской на Ордынке церкви для организации в нем архитектурно-художественного отдела. С этого времени началась переписка о ликвидации церкви, составлении смет для переоборудования и «переводе группы верующих в ближайшую церковь, т. н. Николая на Б. Ордынке (расстояние около 100 м)».
Сектор науки Наркомпроса 11 марта 1933 года сообщал Третьяковской Галерее, что «исходя из заключения ЦГРМ от 11 марта с. г. не встречается препятствия в передаче Государственной Третьяковской Галерее Скорбященской церкви на Большой Ордынке для помещения в ней архитектурного кабинета, «...при условии, что будет сохранена центральная часть с облицовкой искусственным мрамором, иконостас и два барьера, старинная люстра и живопись Боровиковского, с последующим удалением ее со стен». В постановлении о переоборудовании церкви говорилось, что «живопись сводов и стен западной части храма закрашивается в тон стен. Люстры, кроме ампирной в восточной ротонде храма, вся утварь и иконы удаляются (иконы Боровиковского в главном иконостасе передаются в ГТГ). Живопись сводов и стен западной части храма закрашивается в тон стен. Живопись восточной ротонды, работы Скотти, сохраняется. Все архитектурные и скульптурные части сохраняются. Производится починка искусственного мрамора на колоннах. Производится капитальный ремонт калориферного отопления и ввод отопления в восточную ротонду». Судьба храма была решена. Полученное постановление было зачитано священником Иоанном Свитинским 2 апреля 1933 года.
Но община Скорбященского храма все-таки предприняла еще одну попытку спасти свой храм. Прихожане храма направили заявление в облисполком, в котором писали, что «Галерея еще недавно обогатилась прирезкой близлежащей территории церкви свт. Николая в Толмачах и солидным зданием этого храма, и могла бы исходатайствовать себе в целях постройки специального склада еще прирезку свободного, обширного участка земли, смежного с территорией Галереи на углу Толмачевского и Лаврушинского переулков, ибо наш храм отдален от Галереи, и, что главное, отделен от нее многоэтажными зданиями, нарушающими проектируемую связь его с Галереей... Здание нашего храма — незаурядно, как по плану своему, так и по архитектуре; строители его — знаменитые зодчие Баженов и Бове. Можно ли употребить под склад, хотя бы и Третьяковской Галереи, Скорбященский храм, который является первоклассным памятником классической архитектуры и находится под особой охраной Главнауки, и служит и поныне предметом научных экскурсий. Можно с уверенностью предположить, что с приведением в исполнение определения Облисполкома, целостность Скорбященской церкви, в которой все, «от пола до сводов» говорит о высокой эстетике, будет нарушена, и погибнет выдающийся памятник архитектуры, который Московское Коммунальное Хозяйство справедливо признало «Памятником вне всяких категорий». И как можно просить о ликвидации Скорбященской церкви, которая признана Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом в 1928 году «Памятником исключительной классической архитектуры». ...Осуществление постановления повергнет в скорбь и смущение всех верующих не одного только нашего района, привыкших почитать этот храм, как священное наследие своих отцов и дедов, как немого свидетеля жизненных скорбей и радостей своих предков. Убедительно просим, как милости, об отмене постановления». Не смотря на мольбы прихожан, заключение ВЦИК о закрытии церкви, на этот раз, было непреклонным — «ликвидировать. 17/V-33 г.»
В этом же году Центральные реставрационные мастерские предприняли осмотр здания уже «бывшей «Скорбящей» церкви на Б. Ордынке» с целью дальнейшего переоборудования храма. Из протокола, составленного после осмотра храма, видно, что предметы, «не имеющие хозяйственной ценности», оставались в храме. Мастерские решили пока не трогать «всю восточную часть — произведение архитектора Бове, вплоть до материи балдахина в алтаре, подсвечников и паникадила, имеющих рисунок руки самого Бове», не вынимать икон из иконостаса. «Чугунный рисунчатый, художественно выполненный пол тоже останется, как образец чугунного литья». «...В западной части, созданной архитектором Баженовым, остаются неприкосновенными оба иконостаса с клиросами и иконами, два больших художественных подсвечника (один из них с 3-мя фигурами на основании), 4 панно в золоченых рамах на южной и северной стенах между окнами, как интересные по композиции и живописи. Остается на месте двойная стеклянная стенка между обеими помещениями, то есть западным и восточным. В южном алтаре остается распятие работы Филатьева...». «Кроме вынутия из иконостаса икон, исполненных известным художником Боровиковским, все должно быть оставлено без изменения и в неприкосновенном виде, поскольку утрата малейшей детали нарушит общий художественный ансамбль произведения большого мастера-зодчего... В архитектурной части архитектора Баженова, все может быть снято, стены, где нет искусственного мрамора, и своды могут быть забелены, люстры (паникадила) — сняты. Мраморные лестницы с площадками к иконам могут быть, как позднейшие, разобраны без порчи обработки самих стен, простенков. Следовало бы зафотографировать большой подсвешник с скульптурными в рост изображениями в нижней части, как образец композиции...»
Массовое закрытие и разрушение церковных зданий пришлось на период с 1929 по 1936 годы. В Замоскворечье были разрушены красивейшие в архитектурном отношении и значимые в историческом плане церкви: мученицы Параскевы Пятницы на Пятницкой улице, Покрова Пресвятой Богородицы в Голиках, свв. Иоакима и Анны на Якиманке, мученика Никиты в Старых Толмачах, Спаса в Наливках, свв. безсреб. Космы и Дамиана в Кадашах и в Садовниках, свт. Николая в Пупышах, Казанского храма на Калужской площади. Уничтожение старины оправдывали задачами расширения проезжей части улиц.
Изъятые предметы историко-художественного значения из разрушенных и закрытых храмов и монастырей передавались Музейному отделу Моссовета и Главмузею. Возглавлял Комиссию по изъятию церковных ценностей Лев Троцкий-Бронштейн. Его жена была назначена заведующей Главмузеем. Целью этой организации было создание при храмах и монастырях «музеев», с «экспонатами», изъятыми у Русской Православной Церкви, для последующей переправки (продажи) «экспонатов» в Америку и Европу. Троцкая распорядилась выселить Патриарха Тихона в каморку вахтера, чтобы он не мешал ей организовывать очередной «музей» в Донском монастыре.
Через порт города Ревеля (Таллинна), Троцким был организован контрабандный вывоз ценностей царской семьи, экспонатов государственных музеев, церковных ценностей. В порту уже ждали иностранные покупатели, платившие валютой.
В прессе стали печатать заметки по поводу запрещения колокольного звона. Так, в «Вечерней Москве» была напечатана статья Мазлинга «Прекратите издевательство», с обращением к Президиуму Моссовета о необходимости воспрещения церковного звона. Автор заметки предлагал: «В виду отсутствия металлов на рынке, при ликвидации церквей, снятые колокола передавать на заводы для дальнейшей переработки...» На самом деле, через Польшу, Эстонию и Латвию металлы и золото из России переправлялись в Швецию, где их переплавляли, чтобы скрыть русское происхождение, и отправляли в Англию и Америку, поскольку у Троцкого были обязательства перед финансовыми кругами этих стран.
20 апреля 1922 года в храме иконы Богородицы «Всех скорбящих Радость» на Большой Ордынке было изъято 4 пуда 26 фунтов 22 золотника золотых и серебряных изделий. После закрытия храма в 1933 году, колокола на колокольне были сорваны и уничтожены.
Начавшаяся 22 июня 1941 года Великая Отечественная война коренным образом изменила ход событий в СССР. Изменилось и отношение советского государства к Церкви. «Уже первые слова обращения И. Сталина к народу 3 июля 1941 года: «Дорогие соотечественники! Братья и сестры!» были подсказаны не марксистко-ленинской идеологией, а скорее церковной проповедью. ...Полностью прекратилась антирелигиозная пропаганда, была свернута деятельность «Союза воинствующих безбожников». Флагман советского атеизма журнал «Под знаменем марксизма» начал печатать статьи о выдающихся русских исторических деятелях, великом русском народе, а в 1944 году и совсем прекратил свое существование. В 1943 году вышел первый номер Журнала Московской Патриархии, запрещенного в 1919 году. Разрешено было совершать Пасхальные крестные ходы и другие массовые церковные церемонии. Стали открываться пустующие церкви.
Пройдя через гонения двух десятилетий, Русская Православная Церковь сумела выстоять и вновь начала возрождаться во времена тяжелых испытаний для всего русского народа».
Далее: Возрождение Скорбященского храма после его открытия в 1948 году.
