Шуйско-Смоленский образ
Воскресенский собор города Шуя. Шуйско-Смоленский образ Пресвятой Богородицы.
В июле 1654 года Московское государство постигло великое бедствие, продолжавшееся в разных его областях до февраля 1655 года. Это была губительная эпидемия чумы, в то время называвшаяся «моровым поветрием».
Размеры заражения быстро приобрели ужасающий характер, захватывая все новые области и города. «Как серп пожинает колосья, так точно моровая язва вырывала в то время людей из среды живых. Страшное и ужасное было то время, полное слез, печали и воздыхания», — повествует составленное в XVII веке «Сказание о чудесах от чудотворного образа Шуйско-Смоленской Божией Матери», вполне точно передавая впечатление, произведенное болезнью на современников. Эпидемии такой силы не было на народной памяти уже более восьмидесяти лет, и народ оказался ввергнут в сильнейшее недоумение и уныние, не зная, какими средствами защитить себя от такой напасти.
Шуйско-Смоленская икона Божией Матери, находящаяся в Свято-Николо-Шартомском мужском монастыре.
Вот как описывал эпидемию моровой язвы очевидец событий архидиакон Павел Алеппский: «То было нечто ужасающее, ибо являлось не просто моровою язвой, но внезапною смертью. Стоит, бывало, человек - и вдруг моментально падает мертвым; или едет верхом или в повозке - и валится навзничь бездыханным, тотчас вздувается как пузырь, чернеет и принимает неприятный вид. Лошади бродили по полям без хозяев, а люди мертвые лежали в повозках, и некому было их хоронить.<...> Когда она проникала в какой-либо дом, то очищала его совершенно, так что никого в нем не оставалось. Собаки и свиньи бродили по домам, так как некому было их выгнать и запереть двери.
Город, прежде кипевший народом, теперь обезлюдел. Деревни тоже, несомненно, опустели, равно вымерли и монахи в монастырях. Животные, домашний скот, свиньи, куры и прочие, лишившись хозяев, бродили, брошенные без призора, и большею частью погибли от голода и жажды, за неимением, кто бы смотрел за ними.
То было положение, достойное слез и рыданий». Всего первой волной чумной эпидемии было поражено более тридцати пяти городов и охвачена территория почти в 30 000 квадратных километров, причем погибло более половины всего населения центральной части Московского государства.
Шуйско-Смоленская икона Божией Матери, находящаяся в Воскресенском соборе города Шуя.
При наступлении эпидемии, как и всегда в случаях подобных бедствий, русские люди обратились к помощи Божественной. «Подлинно, этот народ истинно христианский и чрезвычайно набожен, ибо как только кто-нибудь, мужчина или женщина, заболеет, то посвящает себя Богу: приглашает священников, исповедуется, приобщается и принимает монашество, что делали не только старцы, но и юноши и молодые женщины: все же свое богатство и имущество отказывает на монастыри, церкви и бедных», — отмечает в своих записках архидиакон Павел Алеппский. Повсюду жители накладывали на себя строгий пост, постясь по три дня и по неделе, совершали водосвятные молебны и крестные ходы с чтимыми иконами и мощами.
Подобным образом и в Шуе, которую также не миновала опасность, при появлении губительного недуга «шуйские граждане, видя свою неминуемую кончину, объяты были великим страхом, ужасом, унынием и печалию и в ожидании смерти проливали горькие слезы», как повествует об этом упомянутое «Сказание». Не находя иных средств избавиться от опасности и веря, что бедствия попускаются Богом не случайно, а в наказание за греховную жизнь, граждане города обратились к покаянию и молитвам.
И снова повествует нам «Сказание»: «...архимандрит Троицкой обители, находившейся близ города и называвшейся Шуйской пустыней, все городские иереи и диаконы с множеством народа собирались в соборную церковь, совершали здесь молебное пение и со слезами умоляли Всемогущего Человеколюбца, в Троице славимого Бога и Пречистую Его Матерь, Пресвятую Богородицу, и Святых Ангелов и Архангелов, и Предтечу Господня Иоанна, и всех Святых, чтобы Всемилостивый Человеколюбец Бог явил людям милосердие Свое и отвратил праведный гнев Свой от создания Своего, от православных христиан.
Иногда поднимались св. кресты и иконы от всех церквей и совершались крестные ходы кругом города, с теми же слезными мольбами ко Господу Богу и святым Его. И каждый иерей отдельно, в своей церкви, с детьми своими духовными совершал молебное пение, прося милости Божией, избавления от ужасной болезни. Все обращались тогда к Милосердому Господу, бодрствовали, молились, постились духовно и телесно, каялись в грехах своих и давали различные обеты Человеколюбивому Богу, Пресвятой Богородице, Ангелам и Архангелам и всем святым угодникам Божиим. Одни обещались строить новые святые храмы, другие — обновлять ветхие церкви. Одни давали обещание вновь писать и украшать окладами святые иконы в церквах Божиих, другие — снабжать церкви Божий книгами, ризами, колоколами и всякой церковной утварью.
Одни делали приношения от имений своих церковному причту и монастырям, другие — раздавали щедрую милостыню нищим, чтобы тем умилостивить Всемилостивого Владыку, Господа Бога своего, обратить праведный гнев Его на милость и избавиться от смертной язвы».
В это бедственное время одному из прихожан Воскресенской церкви пришла мысль о написании новой иконы Пресвятой Богородицы, списка со Смоленского образа. В ближайший же праздничный день, когда в церкви было великое множество народа, мысль эта была высказана вслух и встречена общим и радостным согласием. По общем рассуждении решено было поручить написание иконы местному шуйскому иконописцу Герасиму Тихонову Иконникову, которого все знали как «доброго иконописца и гораздого мастера».
В том, что прихожане Воскресенской церкви обратились к написанию такой «обетной» иконы Божией Матери как средству своего спасения от жестокости губительной эпидемии, нет ничего нового и необычного. Вера в возможность получить избавление от несчастья через обращение к чтимому образу Богоматери была присуща русским людям с первых лет принятия ими христианства. О глубоком благоговении русских к иконам говорит неоднократно поминаемый нами Павел Алеппский, у которого даже сложилось мнение, что русские не молятся иначе, как только перед иконами, устремив на них свой взор и совершая поклоны.
Почитание иконы, поклонение и прикладывание к ней являлись для русского человека весьма важными актами религиозной жизни, требовавшими глубочайшего благоговения, можно сказать — были событием. Архидиакон Павел упоминает о таком обычае русских: по причине их особого благочестия у них не принято часто прикладываться к иконам. Более того, он говорит, что делать это принято было раз в году в Неделю Православия, причем предварительно вымывшись и надев чистое платье.
Примеры получения благодатной помощи от чудотворных икон были всем хорошо известны и у всех на слуху. Но почему был выбран именно Смоленский образ Богородицы? Помимо давнего и широкого почитания данного образа, причина этого, думается, состояла и в том, что во время описываемых событий продолжалась осада русскими войсками Смоленска, отторгнутого от Русского государства в Смутное время Польшей. Повсеместно возносились ежедневные моления о даровании победы русскому оружию и возвращении древнего русского города под державу Православной Руси, что и случилось 13 сентября. Вероятно, именно эта весть способствовала стремлению граждан Шуи написать именно Смоленский образ Богоматери — знак Ее расположения к их страждущему Отечеству.
Итак, остановив свой выбор на иконописце Герасиме Тихонове Иконникове, прихожане Воскресенской церкви просили написать Смоленскую икону «со всяким благоговением и поспешностию». Иконописец с радостью взялся за предложенный труд, молясь Пресвятой Владычице об успешном его совершении. Икона писалась неделю, в продолжение которой иереи со всеми прихожанами совершали ежедневные богослужения, пели молебны, «бодрствовали, постились и молились». Видя, как день ото дня увеличивается смертность, все готовились к смерти, принося покаяние перед своими духовными отцами и причащаясь Святых Христовых Тайн.
Во время работы иконописца над образом случилось первое чудесное событие. На следующий день после того, как он нанес на доску «прорись», то есть еще не «раскрытое» в цвете графическое начертание иконы, он обнаружил, что образ по необъяснимым причинам изменился, заметно отличаясь теперь от подлинника Смоленской иконы. Правая ножка Богомладенца оказалась согнута в колене и поднята выше спокойно протянутой левой. Левая ручка Спасителя обхватила ладонью пяту, а на согнутую в колене правую ногу Христа опирается локоть Его правой руки, поднявшей до уровня глаз свиток.
Подозревая себя в совершении ошибки, иконописец исправил изображение, но и на третий день обнаружил в нем то же изменение, что и в начале. Более Герасим не решился уже исправлять свою работу, видя в совершающихся изменениях не случайность, но чудесное действие особенного Промысла Божия. О случившемся он сообщил священству и гражданам, которые восприняли это известие с благоговением и страхом Божиим, увидев здесь знамение надежды на избавление от напасти.
По истечении недели, когда икона была написана, весь причет церковный, облачившись в ризы, со свечами и кадилами, в сопровождении народа пришел к дому иконописца, принял новонаписанный образ и крестным ходом отнес его в Воскресенскую церковь. Когда икона была поставлена на предназначенное для нее место, вся церковь озарилась необычайно ярким светом, исходившим от иконы. Видя это и ощущая в душе своей действие Божественной благодати, все бывшие здесь исполнились великой духовной радости и ликования. Перед новой иконой иереями сразу же было отслужено молебное пение, во время которого народ горячо молился, прославляя милость Божию и заступничество Пресвятой Богородицы. «После этого, — повествует далее «Сказание», — народ стал приносить сребреники, кто сколько мог, на украшение новонаписанной святой иконы, возложивши всю свою надежду на Бога и на Пречистую Его Матерь».
Тем не менее, за этим первым чудом не последовало, как ожидалось, немедленного прекращения губительного поветрия. Напротив, болезнь принялась свирепствовать с еще большей силой, так что «был страх великий, ужас и печаль». С еще более усердным молением народ обратился к Богу и Богоматери, приходя в храм к каждой Божественной службе целыми семьями, и вскоре получил просимое. Смертность прекратилась, все лежавшие к тому времени на одре болезни получили внезапное исцеление, на которое не могли и надеяться, так как прежде болезнь была неизлечима. «Иконописцу же, — замечает «Сказание», — написавшему святую икону, Матерь Божия даровала великую милость: Она взяла его к Себе в небесные обители, с родителями его и братьями, в числе пяти человек. Все они, после исповеди и причащения Святых Тайн, постриглись в монахи, приняли схиму и потом отошли в вечность».
Эпидемия прекратилась вначале в приходе Воскресенской церкви, а затем и во всем городе. Потери от нее составили почти половину городского населения: из тысячи ста семидесяти, живших тогда в Шуе, умерло пятьсот шестьдесят человек, причем из двухсот одиннадцати посадских дворов девяносто вымерло полностью. В память о моровой язве рядом со Спасской церковью на городской площади была в 1655 году построена часовня с хранившимся в ней памятным крестом.
Через одиннадцать лет после этих событий, в понедельник Светлой седмицы 1666 года, произошло новое чудо от Шуйской иконы: исцеление одержимого отрока Иакова. В промежуток времени от 16 апреля 1666 года до 7 октября 1667 года от иконы совершилось восемьдесят пять чудесных исцелений, всего же их к 1800 году было записано сто девять. Из них большинство составляют случаи исцелений от полной или частичной слепоты и болезней глаз, а также от различных душевных и умственных расстройств. Были также случаи исцелений от болезней ног и рук, расслабленности, различных заболеваний внутренних органов, болезней головы, глухоты и зубной боли.
В 1666 году за подписью шуйских священников и от имени городских жителей, царю Алексею Михайловичу было отправлено донесение, повествующее о совершающихся от новоявленной иконы чудесах. Следствием сего в 1667 году была грамота Святейшего Патриарха Иоасафа, согласно указу царя Алексея Михайловича и решению Освященного Собора повелевавшая архиепископу Суздальскому и Торусскому Стефану с несколькими священниками ехать в Шую для свидетельствования истинности происходящих там от Смоленской иконы чудес.
Почтенные клирики прибыли в Шую накануне 28 июля, перед днем празднования Смоленской иконе, и отслужили Всенощное бдение, а в сам праздник торжественно совершили Божественную Литургию и молебен. После сего они взяли письменные свидетельства у соборных священников Алексея и Григория и их прихожан, подтверждающие истинность совершившихся исцелений. При этом для совершенного удостоверения призывались и свидетели из числа близких исцелившихся, их соседей и «окольных тутошных людей», сообщавших относительно исцелившихся, «какими скорбьми были они одержимы, и сколько годов и времен скорбели, и от образа ли Пречистыя Богородицы они исцеление получили, и отныне теми прежними скорбьми не скорбеют ли, или по прежнему скорбят».
Все свидетельства были записаны в особые книги, заверены собственноручными подписями и препровождены в Москву вместе с донесением архиепископа Стефана Патриарху о выполнении возложенного на него поручения. Эти события и послужили поводом к церковному прославлению образа, получившего именование Смоленского-Шуйского, празднование которого, помимо общего празднования в честь Смоленской иконы, было установлено на 2 ноября, в память об избавлении города Шуи от моровой язвы.
Тогда же и Воскресенская церковь из приходской была сделана соборной.
Далее: История Воскресенского собора.
