Литературные дачники в Коктебеле
По вечерам затевали поэтические вечера, розыгрыши, ставили пьесы. Часто и подолгу читал стихи не лишенный честолюбия Волошин. Ему громко аплодировали, его превозносили.
Однажды был вечер новых стихов Валерия Брюсова, с которым у Волошина давно установилось некое «недоброжелательное равнодушие». Вечер, как пишет Владимир Купченко в Книге «Странствие Максимилиана Волошина», «прошел вяло: аудитория реагировала глубоким молчанием». Заметим, что Брюсов был поэтом настоящим, а слушатели - глубоко образованными. Почему же так? Ведь и сам Валерий Яковлевич заметил, что Коктебель сегодня - единственный литературный центр в России. Вероятно, гости подыгрывали своему кумиру, не терпя рядом с ним соперников, вот и «прокатили» Брюсова. Сама судьба, не щадившая, впрочем, и хозяина, жестоко обошлась с приехавшим в Коктебель Брюсовым. Вместе со своей спутницей Адалис он пошел на Карадаг, не зная, как неожиданно может поменяться в этих местах погода. Давнее событие, затмевая мысли о соперничестве, и теперь может послужить уроком для приезжих. Заглянем опять в книгу В. Купченко:
«Жара была свирепая, но пошли почти все, человек сорок. Все лето стояла засуха, а тут неожиданно налетела гроза. Путники едва поднялись на холмы по пути к Северному перевалу, спрятаться было негде. Дождь усиливался - надо было успеть вернуться, пока вода не отрезала путь. По Кордонной балке катился мутный поток высотой по пояс. Волошин предложил всем взяться за руки и переправляться цепочкой. На другом берегу он осмотрелся: «Где Брюсов?...» - «Он идет с Адалис, спускается с холмов...»
Подойдя к речке, когда пешая переправа была уже невозможна, Брюсов еще долго мок под дождем, пока его со спутницей не перевез на лошади болгарин. Это, может быть, и было началом того крупозного воспаления легких, от которого он через месяц умер, считал Волошин».
Как бы то ни было, гости продолжали походы, а утро почти всегда начинали с пляжа. Пляжи в Крыму в то время разгораживались невысокими заборами на мужскую и женскую половину; купались гости нагишом, утверждая культ тела, чем вызывали страшное возмущение соседей-курортников и строгих местных жителей. Как раз во времена этой «коммуны» и зародилась традиция современного коктебельского нудизма.
Марина Цветаева (1892-1941) впервые приехала в Коктебель в мае 1911 года. Она была уже знакома с Волошиным; знакомство началось с подаренного ему первого сборника стихов «Вечерний альбом». И сразу в ответ - большое стихотворение, которое заканчивается строфами:
Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую ясность слов?
Смелость все сказать: от детских ласок
До весенних новолунных снов?
Ваша книга - это весть «оттуда»,
Утренняя благостная весть.
Коктебель
А еще в Коктебеле Марина встретилась с Сергеем Эфроном, своим будущим мужем. Трагично сложились их судьбы, но в Коктебель она приезжала еще много раз, навсегда полюбив эту землю и это море.
По приглашению Волошина «Дом поэта» посетил Михаил Булгаков. Он приехал в Крым летом 1925 года, со своею первой женой Л.Е. Белозерской. Вместе со всеми, как было принято, супруги обходили поселок, купались в море, поднимались в горы и даже пытались ловить сачками бабочек.
По рекомендации Макса Булгаковы изучали Крым, начиная от Коктебеля и Феодосии, затем поехали в Судак, на моторной лодке добрались до Ялты и оттуда прибыли в Севастополь.
В тот приезд на веранде волошинского дома Михаил Афанасьевич читал хозяину и гостям повесть «Собачье сердце». Еще годом раньше в Феодосийской газете была опубликована статья о страшном морском змее, которого кто-то видел...
О гигантском змее, что жил в камышах возле крымской деревни Отузы, рассказывает старая татарская легенда: «...Когда змея спала, свернувшись, она походила на стог сена, а когда двигалась, делала десять колен». Чтобы уничтожить чудовище, местный правитель специально выписал из Стамбула вооруженных янычар. В 1921 году феодосийская «Рабочая газета» абсолютно серьезно сообщала о том, что на поимку объявившегося в окрестностях Коктебеля «огромного гада» была отправлена рота красноармейцев.
Морским змеем пугают отдыхающих до сих пор. Человек-то не меняется: у одних страшные рассказы отбивают охоту бывать в Коктебеле, другие приезжают специально, с тайной мечтой увидеть чудовище хотя бы издали, а третьи просто вертят пальцем у виска. Например, юные симферопольские натуралисты перед поездкой в Коктебель очень серьезно взялись собирать материалы о морском чудовище и тем доказали, что наука для них важнее разящей взрослых сенсации. А по возвращении ребята продекламировали на встрече с автором этой книги (да не в обиду местным знатокам) невинный детский стишок:
Живет ли в нашем море змей,
Который всех на свете злей?
Мы забываем, где живем,
Когда про змея узнаем!
Он разгрызает спину
Тюленю и дельфину,
Жует тунцов и горбылей,
Срывает шлюпки с кораблей,
А скольких загубил людей!
Ты почитай газеты -
Мы для него - конфеты...
Так есть ли в Черном море змей?
Ах, быть бы взрослым поумней!
Вряд ли Булгаков, с его интеллектом и медицинским образованием, хоть на минуту поверил в существование ожившего плезиозавра. Но почему бы не воспользоваться историей да не сочинить фантастическую повесть «Роковые яйца»!
Жена Михаила Булгакова Любовь Евгеньевна оставила интересные воспоминания о Коктебеле. Одно из них - встреча с А.С. Грином, который специально приехал, узнав, что здесь гостит Булгаков: «Глаза у него были темные, невеселые... С ним пришла очень привлекательная вальяжная русская женщина в светлом кружевном шарфе. Грин представил ее как жену. Разговор, насколько я помню, не очень-то клеился... Они ушли рано, т.к. шли пешком. На прощанье Александр улыбнулся и пригласил к себе в гости: "Мы вас вкусными пирожками угостим". И вальяжная подтвердила: "Обязательно угостим". Но мы так и уехали, не повидав вторично Грина...»
Увы, не сложилась дружба, не зашли они к Гринам, даже когда были рядом с их домом в Феодосии. Но мы-то с вами, Интернет-читатель, сможем сделать это, а потом вспомнить всех, с кем свиделись в Коктебеле, завершая литературную страницу нашего путешествия.
* Дом творчества писателей «Коктебель» 2-44-06.
* Гостиница «Караголь» 3-63-35.
* Автокемпинг «Бон» 2-44-75.
* Пансионат «Голубой залив» 2-43-31.
* Марина Цветаева - дочь профессора, основателя Московского музея изобразительных искусств. Сочинять стихи начала в детстве. Сочиняла Марина коротко, броско, сложно совмещая, казалось бы несовместимое. Образом, намеком, эмоцией она вбрасывает в сознание читателя свою мысль, и словесная картинка остается в памяти, вызывая ответные размышления и переживания. Цветаева не приняла революцию 1917 года, ее муж был белым офицером. «Я не так ненавидела красных, как любила белых», - читаем в ее воспоминаниях. В 1822 году Марина Ивановна уехала в Чехию, затем в Париж. В 1939 году ее семья вернулась на Родину - сначала муж с дочерью, потом Марина, а с нею - сын. Ненужная стране, одинокая (дочь в тюрьме, муж расстрелян), в 1941 году, в эвакуации, Цветаева покончила с собой.
* Марина Цветаева отметит в одном из писем: «М. Волошину я обязана первым самосознанием себя как поэта». Да, при ее-то чувствительности и самолюбии, та похвала маститого поэта явилась просто небесным даром! После смерти друга и поэтического собрата она воздала его памяти, написав лучший очерк воспоминаний про Волошина «Живое о живом». Это тоже словесная картина, только уже не акварель. Нарочито рваные фразы, в которых наугад брошенные, но бьющие без промаха образы подобны грубоватым масляным мазкам тончайше подобранного колера.
* В 1952, 1967 и 1990-х годах очевидцы рассказывали о встречах с доисторическим чудищем у мыса Мальчин и в Сердоликовой бухте. Несколько уважаемых ученых видели дельфина с выхваченным (очень похоже, что чьей-то огромной пастью) животом. Они не делали поспешных выводов, зато сколько было пересудов, какой праздник для скучающих обывателей!
* «Видели» мезозойского ящера то на Карадаге, то у Медведь-горы, в Кали-Поти (и конечно, об этом тоже радостно сообщала газета). На последнюю, давнюю заметку ялтинский поэт Владимир Иванов откликнулся предельно лаконичной эпиграммой: «Змей подводный в Кали-Поти? Заедайте, коли пьете!»
* Поэты, собираясь у Волошина, читали свои стихи. Михаил Афанасьевич не очень любил их слушать, предпочитал песни известных исполнителей, иногда пел сам. Он стал режиссером шарад с каламбурными названиями («Паноптикум» - пан, оптик, ум) и «Навуходоносор» - на в ухо! - донос - ор). Словом, развлекались творцы с юмором.
Источник: Privetmore.com.
