Христианские

сакральные украшения

Изображения на древнерусских ожерельях (бармах) носили сакральный характер. Чаще всего это были композиции Деисис (моление), образы патрональных святых и процветшие кресты. Такие бармы иногда возлагались в качестве драгоценного убора на святые иконы.

Древнерусские бармы, скорее всего, являются развитием известного типа ожерелий с бусинами и круглыми медальонами, бытовавших на территории Римской империи и Византии в III V вв. Круглые медальоны представляли собой золотые монеты с портретами императоров, обрамленные ажурным литым или просечным орнаментом. Чаще всего это были женские ожерелья, к которым больше всего подходит термин «монисто». К VII в. в медальонах стали появляться христианские сюжеты. Сходные украшения из монет встречались в этот период и на севере Европы.

Наши бармы стилистически перекликаются с византийскими ожерельями III—V вв., а по своей семантике повторяют древнерусские бармы XII—XIII вв. Как и византийские ожерелья, они состоят из круглых медальонов с ажурным орнаментом, разделенных ажурными пронизями и бусинами, нанизанными на цепь ручного плетения.

Цепь завершается двумя концевиками с небольшими медальонами с крестом в круге и замком в виде крючка, что также было характерно для византийских ожерелий III—V вв.

В центре медальонов помещены рельефные иконы, составляющие композицию Деисис в трех или пятичастном варианте, где центральному образу Христа Вседержителя в молении предстоят Богородица и Иоанн Предтеча, олицетворяющие ходатайство Новозаветной и Ветхозаветной Церквей, а в пятичастном варианте еще и архангелы архангел Михаил и архангел Гавриил - как ходатайство Небесной Церкви.

Деисис является центральной и главной частью иконостаса. Возможно, что именно благодаря непосредственной связи этой иконографической композиции с чинопоследованием литургии как дела Христова, на Руси греческое слово «деисис» образно было воспринято как «деисус» - деяния Иисуса.

Оказавшись на индивидуальных святынях - нательных крестах и иконах, и особенно на бармах, деисусная композиция символически показывала тело человека как «храм души», а его дела стремилась подчинить порядку литургии.

Ведь литургия буквально означает «общее дело». И это не только общее дело христиан, это общее дело христиан с Богом, соединение с Богом в Царстве Небесном. Очень важно, чтобы литургия не заканчивалась за порогом храма, а имела продолжение в мире, благодаря сформировавшемуся в Церкви литургическому сознанию человека. Возможно, что бармы с Деисисом чаще всего были принадлежностью людей, занимающих высокое положение в обществе, именно потому, что их дела были значимы для всего общества и было важно как подчинить их дела порядку литургии, так и декларировать обществу об этих намерениях. Конечно же, подразумевалась и ответственность перед Богом и людьми за все содеянное.

Сегодня традиция ношения такого рода сакральных украшений практически прекратилась. Это можно объяснить сознанием современного человека, которое остается в большей степени рациональным, а не сакральным. И если на литургии или частной молитве нам порой удается преодолеть игровой барьер и ощутить реальность духовного мира, то в мирской жизни, развивающейся по законам, далеким от христианских заповедей, это сделать намного сложнее. Мирская жизнь сегодня отделена от церковной, как зрительный зал в театре отделен от сцены. Поэтому открытые сакральные действия в миру так часто носят театральный характер. Зритель всегда провоцирует актерство. Соответственно и зримые символы нашей веры в этом случае превращаются в театральный реквизит, что для верующего человека воспринимается кощунственно. Происходит отрицание внешнего как показного и фальшивого.

Но мы знаем, что такого разделения не должно быть, что «весь духовный мир представлен в символических образах в мире чувственном для тех, кто имеет очи, чтобы видеть, и весь чувственный мир заключен в мире духовном» (св. Максим Исповедник, VII в.). Разделение начинается в нашем сознании и проецируется на весь тварный мир, который является продолжением физического тела человека. И если тело человека не будет храмом его души, то и мир не станет храмом, а будет «лежать во зле». Древние христиане понимали, что и человек, и мир призваны к преображению, а совершить это можно только с Богом, поэтому стремились соединиться с Ним не только через молитву и таинства, но и с помощью зримых символов веры. И отношение к ним было отнюдь не театральным: например, известное нам греческое слово «космос» обозначало не только Вселенную, красоту и гармонию, но и ювелирный убор.

В ювелирном украшении человек стремился передать свои представления о Вселенной, о Боге и самим стать микрокосмосом, соединившись с Богом в красоте и гармонии, тем самым символически выразить идею преображения.

Сегодня возрождение традиции изготовления и ношения сакральных ювелирных украшений требует осторожного и разумного подхода. Как известно, «начало мудрости - страх Господень» (Пс. 11: 10). Поэтому отношение к такого рода украшениям должно быть, как и к другим святыням, благоговейное.

Соответственно, они и сделаны должны быть с этим чувством. Но, как и соединение с Господом в таинстве Причастия, так и соединение со священными символами требует дерзновения, преодоления страха. А это возможно только при наличии любви. «Совершенная любовь изгоняет страх» (1 Ин. 4: 18). Иначе наше действие будет не дерзновением, а дерзостью и кощунством. И, как это ни парадоксально для мирского ума, чем недостойнее мы себя осознаем, совершая те или иные священнодействия, тем достойнее они совершаются.

Традиция использования лунниц различной формы в ювелирных украшениях известна с бронзового века и широко бытовала у разных народов Европы и Азии в период античности. В славянском костюме лунницы использовались в качестве подвесок к ожерельям, головным уборам, ряснам и серьгам. Из самого названия видно, что лунницы представляли образ луны и включали в себя весь богатый символизм ночного светила.

С утверждением христианства такое сочетание символов наполнилось новыми смыслами. Полумесяц как древний символ небесной страны, Царства Небесного, в сочетании с крестом стал означать грядущее Царство Божие. Другое толкование было связано со словами Откровения Иоанна Богослова: «И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце; под ногами ее луна» (Откр. 12: 1). Здесь крест являлся символом Христа - «Солнца Правды», рожденного Марией, символизируемой полумесяцем. В то же время такое сочетание воспринималось и как образ Церкви, Глава которой Христос. Убывающий месяц в подножии креста мог означать, как и в древних верованиях, умирание божества, трехдневное пребывание Христа во гробе (новолуние), а крест показывал последующее Воскресение, особенно когда форма креста несла символику света и жизни. Кроме того, сочетание полумесяца с крестом напоминало известное изображение корабля, а по словам святого Максима, епископа Туринского (V в.), «корабль Улисса есть образ Церкви, а мачта с поперечником означает крест. С помощью сего креста верующие могут безопасно избегнуть крушения от страстей человеческих и, заградив уши свои Священным Писанием, не услышать обаятельного голоса мирских сирен». Особенно ярко перечисленная символика была выражена в крестах с полумесяцем в основании на куполах русских храмов.

В XI веке встречаются серьги-лунницы, которые уже предельно откровенно передают литургическую идею преображения Церкви в Царство Божие. Так, в центре лунницы, в круглом медальоне, находится образ Богородицы как символ Церкви, а на медальон водружен четырехконечный крест с традиционными греческими надписями «Свет и Жизнь». Такого рода кресты широко использовались в Церкви того периода.

Сегодня, анализируя эти древние украшения, нас поражает литургичность сознания древних христиан и их великое дерзновение через эти священные символы преобразить себя и окружающий мир. Конечно, важным аспектом использования священных символов в серьгах была и защита - ограждение ушей от «обаятельного голоса мирских сирен». Создавая наши серьги, мы стремились наполнить их той же древней символикой, и надеемся, что они будут правильно восприняты и помогут преодолеть разделение между Церковью и миром. И если Церковь не будет влиять на мир, то мирской дух проникнет в Церковь.

Но все же стоит помнить, что ношение сакральных украшений должно иметь не театральный характер, а быть нашим маленьким священнодействием в миру, совершаемым с верою и любовью.

По материалам статьи из журнала «Церковный ювелир» № 37 (зима-весна 2013 г.) издательского дома «Русиздат», автор Юрий Федоров