Мей Лев Александрович
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Я
Мей Лев Александрович родился [13(25).II.1822 г. в Москве в семье обедневшего помещика — поэт.
В 1831 поступил в Московский дворянский институт.
В 1836 «за отличные успехи» переведен в Царскосельский лицей, где и начал писать стихи.
С 1841 Лев Александрович некоторое время служил в канцелярии московского генерал-губернатора и недолгое время — инспектором 2-й московской гимназии.
К началу 50-х гг. относится сближение с «молодой редакцией» «Москвитянина». Здесь Мей напечатал ряд оригинальных произведений, переводов, рецензий и обзоров.
С 1853 живет в Петербурге. Испытывая острую нужду, он сотрудничает в самых разнообразных изданиях, в том числе и во второстепенных.
Небольшое поэтическое наследие Льва Александровича занимает определенное место в литературной жизни России начиная с сер. 1840-х гг. В это время в стране формировалась революционно-демократическая идеология. Она только отчасти затронула Л. А. Мей. Раннее его творчество декларирует идеал свободного искусства:
Нет! В лоне у тебя, всесильного творца,
Почиет Красота и ныне и от века,
И ты простишь грехи раба и человека
За песни Красоте свободного певца...
(«Не верю, господи, чтоб ты меня забыл...»)
Цикл антологических его стихотворений, не лишенный иногда черт декоративной красивости, подтверждал представление о, поэте — стороннике теории «чистого искусства». Это определило сдержанное отношение к нему в лагере революционно-демократической критики. Среди разнообразных лирических жанров Льва Александровича характерен особый тип лирики, который точнее всего можно обозначить как лирический романс (ср. аналогичные стихотворения Фета, А. К. Толстого) — в них большая искренность чувства, умение нарисовать психологический портрет, тонко передать неуловимые и сложные, почти невыразимые словами движения души. Вероятно, всем этим поэзия Льва Александровича в XX в. заинтересовала символистов, прежде всего А. Блока и В. Брюсова.
Музыкальный характер его лирики постоянно привлекал русских композиторов (Глинку, Чайковского, Бородина, Римского-Корсакова, Кюи, Мусоргского, Рахманинова и других), часто перекладывавших его стихи на музыку.
Кроме этой романсной лирики, поэт хорошо владел и простой, разговорной интонацией стиха, которая привлекала своей искренностью и непосредственностью («Знаешь ли, Юленька...», «Не знаю, отчего так грустно мне при ней...» и другие). Исторически анализируя его поэзию, нельзя не отметить, что теория «чистого искусства» никогда не захватывала его полностью. Некоторая внутренняя противоречивость его лирики — лучшее тому подтверждение. Обреченность творческого труда («неволю мысль цензуре в угожденье»), отсутствие свободы творчества («у песни есть сестра — свобода») и ряд аналогичных мотивов выводят поэзию Мей за эти узкие рамки.
С середине 1850-х гг. в поэзии Льва Александровича начинает звучать нечто близкое некрасовским темам — постоянные аллюзии с современностью (иногда в очень далеких по темам стихотворениях на библейские темы), внимание к социальным противоречиям жизни, к бедным и нищим, вообще к простым «униженным и оскорбленным» маленьким людям. Симпатии поэта на их стороне — он умеет воссоздать яркие и типичные картины трудовой жизни семьи, друзей и близких, передать облик петербургского дня и так далее
«Забытые ямбы»,
«Дым»,
«Арашка»,
«Покойным»,
«Греза»,
«Барашки»,
«Помпеи»,
«Юдифь» и другие.
Нельзя не отметить превосходных описаний величавой простоты русской природы («Октавы», «Деревня»).
Важное значение в условиях общественного оживления конца 1850-х — начала 1860-х гг. имела переводческая работа.
Она давала возможность демократическому читателю узнать то передовое, что в течение нескольких десятилетий было для него закрыто при Николае I. К числу переведенных Львом Александровичем авторов относятся Гёте, Шиллер, Гейне, Шекспир, Мильтон, Байрон, Гюго, Беранже, Мицкевич, Шевченко и другие. Оценка этой стороны его деятельности всегда была единодушно положительной. Добролюбов называл Льва Александровича и Михайлова в числе «очень талантливых переводчиков»; положительный отзыв о переводах Л.А. Мей есть и у Чернышевского.
В оригинальной части наследия важное место занимают былины, сказания и народные песни, отмеченные стилизацией. Таковы:
«Волхв»,
«Александр Невский»,
«Песня про боярина Евпатия Коловрата» и другие.
Сюда же надо отнести и стихотворение «Вечевой колокол» (опубликованное впервые за рубежом в 1857, широко распространялось в списках) — своеобразное использование форм народной поэзии, звучавшее резко политически на фоне литературной традиции, связывавшей идеи новгородского «народоправия» с прогрессивной политической тенденцией, в частности у поэтов-декабристов.
Перевод «Слова о полку Игореве» на современный русский язык был заметным успехом Льва Александровича и надолго остался в числе лучших. Органически близки к фольклору песни и полубалладные стихотворениям, на обычные в народной поэзии темы — о любви, горе и скуке, о тяготах семейной жизни и прочих. Но порой фольклорные стихотворения Mея звучат как нарочитая стилизация; лишь там, где он преодолевает путы славянофильских взглядов на народ, он создает сильные и значительные произведения («Ох, вы, годы мои...», «Ты краса ли моя девичья...», «Как вечор мне, молодешеньке...» и другие).
В ближайшей связи с фольклорными и историческими интересами стоят и драмы Льва Александровича —
«Царская невеста» (1849),
«Псковитянка» (1850—59),
«Сервилия» (1854).
Первые две посвящены эпохе Ивана Грозного. Несмотря на то, что народ представлен в этих драмах не дифференцированно, они дают все же представление об основных исторических силах эпохи. В изложении событий Мей довольно точно следует за многими историческими источниками, особенно же за Карамзиным (т. IX «Истории государства Российского»). Но, кроме выработки исторической концепции, драматургу надо было по-своему понять психологию Грозного и тем самым отчасти его оправдать. Для этого поэт использовал последнее по тем временам слово науки — труды С. М. Соловьева, который старался указать на положительный смысл деятельности Грозного. Для Льва Александровича Иван Грозный прежде всего человек, а потом уже царь. Тем самым можно было дать (в духе Карамзина) психологическую характеристику «человека в тиране». Вымышленный сюжет получает оправдание— так «могло быть» у людей той эпохи. Таким образом, Лев Александрович ввел в историческую драматургию нечто новое — историческую драму, построенную не только на документальных данных, а на определенной психологической ситуации, более или менее вымышленной автором. А. К. Толстой и А. Н. Островский не могли не учесть этого опыта в своих пьесах на исторические темы.
Драмы привлекли внимание Н. А. Римского-Корсакова, написавшего музыку на их сюжеты. Все это изменяет старое представление о поэте и сближает его с демократической линией русской поэзии. Широта и разнообразие исканий Мей Л. А., общая прогрессивная направленность его творчества определяют интерес к его литературному наследию.
Умер 16(28).V.1862 г. в Петербурге.
