Гончаров Иван Александрович
А Б В Г Д Е Ж З И К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Я
Гончаров Иван Александрович, писатель, родился 6(18).VI.1812 г. в Симбирске (ныне Ульяновск) в купеческой семье.
В детстве и юности воспитывался под влиянием отставного моряка, богатого помещика Н. Н. Трегубова, проживавшего в Симбирске в доме вдовы Гончаровой. К Трегубову наезжали в гости соседние помещики; один из них — Козырев читал с подрастающим Иваном Александровичем Расина, Корнеля, Вольтера.
Гончаров обучался в дворянском пансионе в имении княгини Хованской, затем в Московском коммерческом училище.
С 1831-34 Иван Александрович учится в Московском университете, на словесном факультете. По окончании университета он возвращается в Симбирск и поступает на службу чиновником особых поручений при губернаторе Загряжском и сближается с дворянским обществом.
В 1835 переезжает в Петербург и поступает на службу в министерство финансов, по департаменту внешней торговли, переводчиком иностранной корреспонденции.
В конце 30-х гг. Гончаров знакомится с семьей художника Н. А. Майкова и входит в литературный кружок Майковых. В рукописных альманахах кружка «Подснежник» и «Лунные ночи» помещает свои стихи и повести
«Лихая болесть»,
«Счастливая ошибка»
«Старики» - 1844 (неоконченная) повесть.
В 1846 Иван Александрович начинает сотрудничать с Белинским в журнале «Современник». Идейное общение с Белинским было определяющим для всей его литературной деятельности. Гончаров испытал тогда еще одно сильное влияние — Герцена. Эти влияния живо отразились в первом крупном произведении Гончарова — «Обыкновенная история» (1847). Центральный образ романа — молодой дворянин-романтик Александр Адуев.
Белинский писал: «Он был трижды романтик — по натуре, по воспитанию и по обстоятельствам жизни». В письме к Боткину о том же романе-повести Белинский писал еще: «А какую пользу принесет она обществу! Какой она страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму!» Превращение сентиментального барича в «положительного человека» изображено Гончаровым тоже убедительно и реалистично; в эпилоге романа дядя и племянник Адуевы сливаются в единый образ дельца-бюрократа.
В 1852 Иван Александрович уходит на два года в кругосветное плавание на фрегате «Паллада» секретарем адмирала Путятина. На фрегате Гончаров находился в тесном общении с особой дворянской группой — морскими офицерами, среди которых были представители титулованных родов; это в известной мере воздействовало на формирование умеренных социально-политических взглядов Гончарова. Но не менее сильно отозвалось иное влияние. Путешествие отложило в сознании писателя четкий образ европейского капиталиста — «хозяина исторической сцены». Вопреки устойчивым буржуазным симпатиям Гончарова его писательская честность, правдивость и зоркость помогли ему понять в Англии показную филантропию и лицемерную добродетельность, при которой «от бедноты гибнут не только отдельные лица, семейства, но целые страны под английским управлением». «Англичане не признают эти народы за людей, а за какой-то рабочий скот». С негодованием пишет он о принудительной продаже англичанами опиума китайцам, о тяжелом труде колониальных народов. Но и другие европейцы — португальцы, испанцы, французы, голландцы — хозяйничают не лучше англичан.
В 1855-57 по возвращении из путешествия Иван Александрович печатает свои «Путевые очерки» — этюды к «Фрегату Паллада». Отдельное издание появилось в 1858; оно имело большой успех у читателей.
В 1855 Петербурге Гончаров переходит на службу в министерство народного просвещения на должность цензора. В качестве цензора он боролся с атеистической пропагандой, например в писаревском «Русском слове».
В 1858 Иван Александрович преподавал литературу цесаревичу Николаю Александровичу.
В 1862 при министре внутренних дел П. Валуеве становится редактором официозной газеты «Северная почта».
В 1863 вступает в должность члена Совета по делам книгопечатания.
В 1865 — член Главного управления по делам печати.
Подготовив отдельное издание «Фрегата Паллада», Иван Александрович обратился к созданию «Обломова». В этот свой труд писатель вложил все глубочайшие мысли, все зрелые приемы художественного мастерства — все лучшее, что только он мог принести в дар национальной русской и мировой литературе. Задачей он ставил изобразить великое социальное зло: развращающее влияние крепостнического строя на личность, на общество — то, что созревало в его творческом сознании еще при Белинском.
В 1849 вышел в свет «Сон Обломова» — вступление в эпопею, беспощадное разоблачение корней «обломовщины».
Во «Сне Обломова» Иван Александрович дает гениальную картину воспитания барчука. Впоследствии Обломов в Москве получает хорошее образование, затем служит в Петербурге. Однако влияние социальной среды и воспитания таково, что и в столице Обломов устраивает на Гороховой вторую Обломовку, а потом на Выборгской и третью. Писатель создал в романе второй яркий портрет, параллельный портрету барина,— Захара. Основная мысль здесь та же — развращающее влияние крепостничества. История Захара — это, в сущности, драма. На старости лет, после смерти барина, Захар нищенствует на церковной паперти. Обломовщина так же губительно отозвалась и на слуге-крепостном, как и на барине.
Отдельное издание «Обломова» появилось в печати в 1859 — после оскорбительного для русского национального достоинства Парижского мирного договора (1856) и до освобождения крестьян (1861), и не было тогда более сильного художественного произведения, разоблачающего старую Россию. Немедленно вслед за напечатанием романа Добролюбов опубликовал в «Современнике» (1859, № 5) статью «Что такое обломовщина?». Роман и статья гармонически сомкнулись в одно целостное общественно-литературное событие.
Гончаров в «Обломове» рисует глухую уездную усадьбу и упадочный помещичий быт в условиях натурального хозяйства. Обломовы идеалом жизни считали покой и бездействие.
Писатель подверг Обломова высочайшему испытанию — испытанию любви. В изображении любви Обломова Иван Александрович вскрывает предопределенность душевных движений героя. Девушка с богатыми духовными силами, воспитанная в столичной среде, задалась гуманной целью «поднять» Обломова. Обломов горячо откликается, борется со своей сонливостью, начинает читать, следить за газетами, посещает общество, бывает в театре. Он хочет духовно стать в уровень с Ольгой, но ему это не по силам. Беспощадный автор не захотел завершить разрыв с Ольгой смертью Обломова от горячки; он заставляет Обломова выздороветь телесно, чтобы медленно умирать духовно. На Выборгской стороне, сильно напоминавшей старую Обломовку, Обломов сходится со вдовой-чиновницей Пшеницыной. Образ Агафьи Матвеевны создан правдиво, гуманистически. Реально обрисованы наружность, быт, характер бедной женщины. Тепло описано ее молчаливое счастье, когда она полюбила Обломова, и молчаливое горе, когда Обломов претерпевает беды, ее самоотверженность и бескорыстие, когда она продает свои последние вещи, чтобы сберечь привычные удобства любимому человеку. Образ Пшеницыной нарисован в духе и стиле той «натуральной школы», в какой воспитывался молодой Гончаров при Белинском.
Своей кульминации драма Обломова достигает, когда и он и Ольга видят, что счастье вдвоем невозможно. Ольга в тоске спрашивает: «Отчего погибло все?.. Кто проклял тебя, Илья?.. Что сгубило тебя? Нет имени этому злу...— Есть,— сказал он чуть слышно...— Обломовщина!» Проклятие, гибель — такими формулами определяет автор ход и исход драмы. Сам Обломов, с ясным самосознанием, заявил Штольцу: «Да я ли один? Смотри: Михайлов, Петров, Семенов, Алексеев, Степанов... не пересчитаешь: наше имя легион!» Этим утверждалась величайшая типичность Обломова.
Для Гончарова И.А. такой приговор не был проявлением социального пессимизма. По ироническому слову Добролюбова, Гончаров нашел «противоядие» Обломову — Штольца. Разоблачение обломовщины шло в духе демократической литературы, а выдвижение Штольца знаменовало уклон в сторону буржуазного либерализма. Осудив Обломова, писатель хотел создать ему противовес в Штольце, «как образец энергии, знания, труда, вообще всякой силы». Домовладелец, капиталист, коммерсант, землевладелец, светский человек — таково социальное бытие Штольца. Гончаров доволен его деятельностью, любуется душевной и житейской его слаженностью. В социально-исторической оценке Штольца Иван Александрович колебался.
Неизжитыми оставались от времен Белинского элементы гуманизма, просветительства, служения обществу. Правдивый реалист-писатель не мог и не хотел скрыть индивидуализма, приобретательства, эгоизма своего героя. И вот неожиданно из уст Ольги мы слышим: «Что ж это? — с ужасом думала она.— Ужели еще нужно и моя?- но желать чего-нибудь? Куда же идти? Некуда!., ужели ты совершила круг жизни?» Словно подхватывая слова Ольги, Добролюбов писал о Штольце: «...мы не можем удовлетвориться его личностью». Необходимо было оберечь демократического читателя от пропаганды буржуазно-либерального «положительного» героя. И Добролюбов создает необычайно смелое иносказание о социальной борьбе, которая велась в годы опубликования «Обломова». Изображая русскую жизнь как дремучий лес, Добролюбов помещает забравшихся на деревья обломовцев, лишних людей и вообще умеренных либералов, изображает их как отвлеченных умников, размышляющих о том, как выбраться из дремучего леса. А под деревьями находятся «путники», народ, ждущий помощи и руководства от умников. Путники «вязнут в болоте, их жалят змеи, пугают гады, хлещут по лицу сучья...». Не получая помощи от умников, «наконец, толпа решается приняться за дело». Всех «передовых людей» объявляет обломовцами, «затем начинается деятельная, неутомимая работа: рубят деревья, делают из них мост на болоте, образуют тропинку, бьют змей и гадов, попавшихся на ней, не заботясь более об этих умниках». Ясно, что критик на стороне не штольцев-постепеновцев, а на стороне народа, «страшной, смертельной борьбы с обстоятельствами, которые давили» народ.
Высоко оценил типичность и психологическую характерность обломовщины В. И. Ленин. Многократно отзываясь о ней в своей публицистике, Ленин указывал на живучесть обломовщины в душевном складе людей (спячка, халатность, бестолковщина, мечтательность, исконная рутина производства, безделье, отсталость, патриархальщина). Вражда к обломовщине и широта понимания ее типичности и живучести была высказана В. И. Лениным в речи «О международном и внутреннем положении Советской республики» (1922): «...старый Обломов остался, и надо его долго мыть, чистить, трепать и драть». Но Ленин не преувеличивал значение обломовщины как пережитка эксплуататорского прошлого: «Против этого врага и против этой бестолковщины и обломовщины вся беспартийная рабоче-крестьянская масса пойдет поголовно за передовым отрядом коммунистической партии». Разоблачение обломовщины было великой заслугой Гончарова.
Творческая история третьего романа Ивана Александровича Гончарова — «Обрыв» — очень сложна и длительна. Роман был задуман одновременно с «Обломовым» — около 1849. Сам автор настаивал на связи «Обрыва» с «Обломовым». «Райский — прямой, ближайший сын Обломова». В автобиографической «Необыкновенной истории» (окончена в 1879) Гончаров сообщает: «Была у меня предположена огромная глава о предках Райского, с рассказами мрачных, трагических эпизодов из семейной хроники» — в плане истории дворянского рода должны были раскрыться картины барской жизни как социально-историческая драма, с насилиями, кровавыми событиями, жестокостью, крепостными гаремами. В образе бабушки-Бережковой явственно проступали черты крепостницы. Помещик- предприниматель Тушин отсутствовал. Волохов рисовался сочувственно. Волохов — личность «сильная, почти дерзская волей, не ужившаяся, по своим новым и либеральным идеям, в службе». Волохова ссылают в Сибирь. Вера следует за Волоховым в Сибирь, подобно женам декабристов.
Если бы Гончаров разработал роман в таком направлении и напечатал бы его в конце 50-х или начале 60-х гг., «Обрыв» оказался бы органическим продолжением «Обломова» и занял бы место в первом ряду крупнейших произведений тех лет. Но роман был напечатан только в 1869.
В 60-х гг. романист подпал под тлетворное влияние реакционных сил. Гончаров перестроил роман: исчезла «генеалогия» рода Райских, смягчен бунтарский характер Веры, идеализирована бабушка-Бережкова, появился образцовый помещик-предприниматель Тушин. Некоторые черты ранней редакции сохранились: разоблачены обломовские черты Райского, полна драматизма борьба Веры и Волохова, критически изображено губернское общество. В описании усадьбы Малиновки выдвигались черты тяжелого положения дворни. Однако вся демократическая критика, во главе с Шелгуновым и Салтыковым, отнеслась отрицательно к консервативным социально-политическим тенденциям романа, к полемике автора с материализмом, к враждебной оценке революционного движения, к апологии стародворянских традиций, к идеализации представителя «партии действия» помещика-экспортера Тушина. Особенно отрицательно воспринималось изображение революционера в образе окарикатуренного Волохова. От типа дворянского протестанта 40-х гг. Марк Волохов у Гончарова эволюционирует к условному типу нигилиста, как его изображали в антиреволюционной беллетристике, — pазночинца-материалиста, грубого в манерах, речах и поведении, циничного в делах любви, опустившегося до кражи яблок, присвоения чужого пальто, варварской порчи художественных изданий, подделки почерка Веры (чтобы получить от Райского деньги) и так далее,— словом, антиподу героев романа Чернышевского и других демократических писателей. Волохов контрастен подлинным революционерам 60-х гг. Параллельно переработке образа Волохова деформировался и образ Веры. В литературной критике этот образ завышен без достаточных оснований. Он, наоборот, снижен Гончаровым в сравнении с первоначальной редакцией. Так, указывают, что Вера читала Фейербаха. Но читала она его под руководством заволжского священника и в соответствующей оценке. В окончательном тексте Вера покоряется бабушкиной правде, по воле автора проявляется религиозность; религиозный дух усиливается в романе не только в молитвах Веры в часовне, не только в сентенциях бабушки, но и в общей направленности романа, чего нет ни в «Обыкновенной истории», ни в «Обломове».
Под суровым обличением передовой публицистики Гончаров пережил целую писательскую драму. Она была бы не столь тягостной, если бы писатель был твердо уверен, что вполне прав. Но с полной ясностью своего сознания понимал историческую ограниченность своего круга. Однажды он сам раскрыл эту ограниченность — в некотором иносказании, совершенно, однако, прозрачном,— в статье об Островском (1874): «Он не пошел и не пойдет за новой Россией,— в обновленных детях ее нет уже более героев Островского»; «У него как будто опускаются руки. Впереди у него ничего нет: новая Россия — не его дело»; «Он сам усердно разрушал свой темный мир, в котором видел так ясно — этот свой Карфаген, и остается на разрушенных остатках — с праздной кистью»; «Пишет все одну картину», «другого писать не может»; «Почва уходит из-под ног писателя». Как Островский описал купеческое царство, так Гончаров изобразил в громадной картине барскую обломовщину. Он усердно разрушал этот Карфаген. Но новая Россия — не его дело. Он остается с праздной кистью.
В 70-х гг. Иван Александрович Гончаров пережил некоторый идейный и творческий подъем. Ценны критические статьи и мемуары Гончарова. Они десятками лет оставались в рукописях и опубликованы посмертно. Это «Материалы, заготовляемые для критической статьи об Островском», «Предисловие к роману «Обрыв»,
«Намерения, задачи и идеи романа «Обрыв»,
статья о
«Гамлете»,
«Отзыв о драме «Гроза» Островского»,
отзыв о картине Крамского. Несколько крупных критических этюдов Гончаров напечатал сам:
«В. Н. Майков»,
«Заметки по поводу юбилея Карамзина»,
«Мильон терзаний»,
«Лучше поздно, чем никогда»,
«Литературный вечер»,
письмо о Пушкине,
«Заметки о личности Белинского».
Вся эта часть литературного наследия писателя обогащается еще целой вереницей частных писем Гончарова, где он, всегда осторожный и связанный в своих печатных высказываниях, говорил смелее и свободнее, нередко о самых существенных вопросах литературы, искусства и общественности. Из этого круга особо выделяются три статьи: «Заметки о Белинском», «Мильон терзаний» и отзыв о картине Крамского. Статья о Белинском цитировалась выше.
Статья о «Горе от ума» была напечатана в 1872. Превосходный анализ постановки «Горе от ума» (в 1871 в Александринском театре) сочетался с тонкими суждениями об игре отдельных актеров, анализ самой пьесы как «сценического действия» — с гениальным раскрытием ее драматургической композиции и общей эстетической, психологической и социально-исторической оценкой произведения. В истолковании образа Чацкого и «борьбы, важной и серьезной, целой битвы», какую он ведет с обществом, сказалась прогрессивная тенденция. А в горячей защите Софьи Фамусовой и раскрытии моральных сил и достоинств девушки, изуродованной окружающей средой, проявился вновь гуманизм Гончарова. Критик мастерски раскрывает «тонкую, умную, изящную и страстную комедию в тесном, техническом смысле», комедию интимную, но гениально связанную с общественной борьбой Чацкого. Иван Александрович высоко ставит Чацкого-борца в сравнении с Онегиным и Печориным, считая, что Чацкий «несравненно выше и умнее Онегина и лермонтовского Печорина». Впрочем, связи Чацкого с декабризмом остались, не раскрыты. Подобно тому, как образы «Обломова» настолько типизированы, что могут быть истолкованы смелее и шире, чем хотел бы автор, так и формулы «Мильона терзаний» даны в такой обобщенности, что также могут пониматься шире. Многое в этих статьях продолжает сохранять свою силу и по сей день.
С молодости Гончаров живо интересовался искусством. С искусством античным и западноевропейским Гончаров знакомился в своих продолжительных путешествиях.
В предисловии к «Обрыву» Гончаров пишет о Рафаэле, Корреджио. В других случаях он ссылается на фламандскую живопись, на Рубенса, Гвидо Рени, Тициана, Рембрандта, на Ораса Берне.
Столь же хорошо осведомлен был Гончаров о русской живописи.
Интересны его суждения об А. А. Иванове и его картине «Явление Христа народу» и о картине Н. Ге «Что есть истина?» и других. Передвижничество зародилось и развивалось на глазах Гончарова и нашло в нем сильного сторонника. Он был личным другом художника Верещагина.
О картине Крамского «Христос в пустыне» Гончаров написал замечательное рассуждение. Он обсуждает чрезвычайно щекотливый для того времени вопрос: о свободе художника в трактовании религиозных сюжетов, о приемах живописного изображения Христа. И вот его общий вывод: «Современным реалистам остается придерживаться одной исторической правды... бессильно становится искусство, когда оно вздумает из человеческих границ выступить в среду чудесного и сверхъестественного!»
Еще в большей степени Гончаров является знатоком мировой литературы. Он изучал античных и западных авторов — Данте, Шекспира, Гёте, Сервантеса, Байрона, Тассо. Иван Александрович прошел через увлечение французской литературой, «физиологическим очерком», Бальзаком. Он высоко ценил Шекспира, Байрона, но ближе ему был английский роман.
Обладавший высокой литературной и художественной культурой, Гончаров явился новатором в области социально-психологического романа. О его мастерстве ярко сказал Добролюбов как о «художнике, умеющем выразить полноту явлений жизни», «остановить саму жизнь, навсегда укрепить и поставить перед нами самый неумолимый миг ее...». Гончаров был энтузиастом художественной правды. В предисловии к «Обрыву» он говорил: «Художественная верность изображаемой действительности, то есть «правды», есть основной закон искусства, и этой эстетики не переделает никто. Имея за себя «правду», истинный художник всегда служит целям жизни, более близко или отдаленно». Иван Александрович, однако, был врагом натурализма, мертвенной правды отъединенного факта. В письмах Гончаров утверждал, что «художественная обработка» «никогда не прикроет собою и не выполнит отсутствия идей, серьезного и глубокого взгляда на жизнь — и вообще скудности содержания». Иван Александрович Гончаров мастерски создавал не только индивидуальные образы-типы, но и образы коллективные, собирательные. Таковы образы Обломовки, а также Малиновки и провинциального города в «Обрыве». Простота и правдивость в романах писателя сочетаются со стройностью; такова в особенности композиция «Обломова»— драма трех восхождений героя и его трех срывов, с прологом и эпилогом. Прост и правдив у Гончарова и пейзаж — даже там, где, как во «Фрегате Паллада», было легко впасть в экзотическую эффектность. Прост и художественный язык, по определению Белинского, «чистый, правильный, легкий, свободный, льющийся». Все эти достоинства завоевали романам Гончарова И.А. мировую известность.
Умер 15(27).IX.1891 г. в Петербурге.
