Сочинения епископа Игнатия получили достойную оценку русской общественности

Дата публикации или обновления 01.02.2021
  • Оглавление: Свято-Троицкая Сергиева пустынь

  • Сочинения епископа Игнатия получили достойную оценку русской общественности. Сразу после издания четырех томов в адрес автора поступило много благодарностей от видных русских деятелей. За шесть дней до смерти епископ Игнатий получил письмо от Исидора (Никольского), митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского.

    Митрополит Исидор писал:

    «Получив сегодня 3 и 4 томы сочинений Вашего Преосвященства, спешу принести Вам искреннюю признательность за полезные труды Ваши, свидетельствующие о глубоком изучении Вами душеспасительного учения Богомудрых подвижников благочестия и истинных руководителей в иноческой жизни. Не могу не выразить при сем душевного сожаления, что слабеющие силы Ваши отказываются служить крепкому духу Вашему в продолжение подвигов на том духовно-ученом поприще, на котором мы давно не видали столь усердных тружеников...»

    Цензор архимандрита Фотий 3 марта 1864 г. писал преосвященному Игнатию:

    «Счастливым почитаю себя, что получил милостивое рукописание Вашего Преосвященства, сугубо счастлив, что выпал мне — и, верно, выпал от руки Божией, — благой жребий — прочитать произведения Ваши. Это был для меня — не труд, а приятнейшее занятие и наслаждение. Грехом считаю льстить, особенно — пред святительскою особою Вашего Преосвященства; не смею и вполне хвалить Ваших произведений, по своему убеждению, но не могу искренно не высказать моего впечатления, которое произвело во мне чтение их. Я поглощал их, — так они отрадны и питательны: почему и держал их у себя более, нежели сколько должно было... Я учился от сих назидательных рукописей... Область аскетических предметов у нас — земля неведомая. Произведения Вашего Преосвященства первые в этой области, особенно в новейшее время. Великий и важный труд подъяли Вы, и многополезные, спасительные плоды предлагаете тем, кои ищут спасения».

    А.С. Норов, бывший министр Народного Просвещения, дал такую оценку сочинениям епископа Игнатия:

    «Ваши "Аскетические опыты" есть перл многоценный в нашей духовной литературе; я говорю многоценный недаром, ибо этот труд для нас совершенно нов, и несмотря на строгость своего аскетизма, сладок и отраден для души и сердца, особенно для тех, которые, живя среди мира, познали уже всю его тщету, книги Ваши будут настольные, руководящие и укрепляющие в борьбе с суетным миром».

    Действительно, сочинения епископа Игнатия для христианина могут служить обильным источником спасительной веры. И прав был А.С. Норов, когда писал, что книги писателя-аскета будут лежать на столе у всех, ищущих спасения души. Сочинения эти настолько полезны и доступны в понимании, что, открыв книгу, не хочется с ней расставаться. Здесь весьма уместно можно привести выдержку из предисловия к письмам Игнатия Брянчанинова игумену Череменецкого монастыря Антонию Бочкову.

    «Считаем излишним распространяться о достоинстве его сочинений, замечательных, как по высоте и глубине самого учения, так и по богатству сведений и по чистоте и художественной правильности языка: пусть каждый, желающий насладиться этими духовными сокровищами, собранными в наше время Святителем-подвижником, черпает в этом обильном источнике и поучается».

    Сочинения епископа Игнатия помогают хорошо изучить его личность. В них он описывает свои переживания, думы, настроение, чаяния и желания. Из сочинений можно увидеть, чем руководствовался настоятель в управлении монастырем, его взгляды и убеждения. Большой объем творений архимандрита говорит о том, насколько благоприятствовала пустынь делу написания их. Сама окружающая обстановка часто вызывала у Игнатия новые мысли и чувствования. Придя на берег Финского залива, настоятель, глядя на бушующие волны, невольно задумывался над жизнью христианина, которая подобна большому бушующему морю. Когда море разволнуется, то походит на пасть страшного чудовища, унизанную зубами. Но когда улягутся волны, то море очаровывает странника своею красотою. «После усиленной тревоги оне (волны) успокоятся в мертвой тишине; в прозрачном зеркале их отразится вечернее солнце, когда оно встанет над Кронштадтом, и пустит лучи свои вдоль Финского залива, навстречу струям Невы, к Петербургу. Живописное зрелище, знакомое жителям Сергиевой пустыни! Это небо, этот берег, эти здания сколько видели увенчанных пеною гордых свирепых волн? И все они прошли, все улеглись в тишине гроба и могилы. И идущие мимо идут, успокоятся также! Что так зыбко, так непродолжительно, как венцы из пены влажной!

    Взирая из тихого монастырского пристанища на житейское море, воздвизаемое бурею страстей, благодарю Тебя, Царю и Боже мой! Привел Ты меня в ограду святой обители!»

    В осеннее время сады теряют свою обаятельную свежесть, листья засыхают, опадают, и с наступлением зимы деревья стоят обнаженными. Глядя на эти обнаженные деревья, о. Игнатий увидел в них, в этой книге природы, книгу о воскресении мертвых.

    «Гляжу на обнаженные сучья дерев, и они с убедительностью говорят мне своим таинственным языком: "мы оживем, покроемся листьями, заблагоухаем, украсимся цветами и плодами": неужели же не оживут сухие кости человеческие во время весны своей?»

    Архимандрит Игнатий описывает еще один случай, когда капля росы помогла ему разрешить недоуменный вопрос. В одно июньское утро, готовясь к совершению Божественной литургии, он в раздумье вышел за боковые ворота на монастырский луг. В этот день утро было особенно хорошим... «По синему, безоблачному небу, в прекрасный летний день, великолепное светило совершало обычный путь свой. Горели златые кресты соборного, пятиглавого храма, воздвигнутого во славу Всесвятыя Богоначальныя Троицы; серебристые купола его отражали ослепительное сияние лучей солнечных». Отца Игнатия, по-видимому, преследовал вопрос: как может Христос одновременно во многих храмах «всецело присутствовать и предлагаться на священной трапезе?» В таком раздумье стоял о. Игнатий и смотрел на луг, который еще не высох от утренней росы. В каплях росы отражалось солнце. «Внезапно открылось пред очами души объяснение величайшего из таинств христианских... Если вещественное и тленное солнце, создание Создателя, стоившее Ему, чтоб придти в бытие, одного безтрудного мановения Его воли, может в одно и то же время изобразиться в бесчисленных каплях воды: почему же Самому Создателю, всемогущему и вездесущему, не присутствовать всецело в одно и то же время Своею Пресвятою Плотию и Кровию, соединенным с ними Божеством, в бесчисленных храмах... »

    Наблюдая вечерний закат солнца из окон своей келий — «из недра тихой обители», архимандрит читает в нем книгу природы, в которой написаны «и присносущная сила Его и Божество». Но не все умеют читать эту книгу, так как она закрыта для людей, погрязших в тину греха.

    Несколько таких картин, взятых из сочинений Игнатия Брянчанинова, говорят о том, что Троице-Сергиева пустынь в большой мере способствовала написанию этих замечательных произведений.

    В суждениях по некоторым вопросам у епископа Игнатия наблюдается свой особый взгляд. Так, например, автор несколько раз подчеркнул безнадежное состояние монашества и христианства. «Скажу здесь о монастырях российских мое убогое слово, слово — плод многолетнего наблюдения. Может быть, начертанное на бумаге, оно пригодится для кого-нибудь! — Ослабела жизнь иноческая, как и вообще христианская, ослабела иноческая жизнь потому, что она находится в неразрывной связи с христианским миром, который, отделяя в иночество слабых христиан, не может требовать от монастырей сильных иноков...»

    В другом месте автор писал об этом же:

    «Сердечным сожалением смотрю на неминуемое падение монашества, что служит признаком падения христианства. Кто приходит в монастырь? Люди из низшего класса почти исключительно; почти все приходящие уже расстроили свою нравственность среди мира. Нет условий в самом народе для того, чтоб существование монашества продлилось; так в высохшем дереве нет условий, чтобы оно давало лист и плод».

    В письме к Антонию, игумену Череменецкому, епископ Игнатий писал 21 апреля 1864 г.:

    «О монашестве я писал Вам, что оно доживает в России, да и повсюду, данный ему срок. Отживает оно век свой вместе с христианством. Восстановления не ожидаю. Восстановить некому... В современном монашестве общество потеряло правильное понятие об умном делании...»

    Пожалуй, эти слова следует понимать в переносном значении, а не в буквальном. Современное состояние монашества и христианства далеко не то, какое наблюдалось много веков назад. Однако, христианство свой век отжить никак не может согласно обещанию Основателя — Христа.

    В учении о природе человеческой души и духов Игнатий Брянчанинов высказал свой особый взгляд, который русские богословы не разделяют. Епископ склонен считать, что душа и духи материальны. Например, о душе он говорит: «При совершении смертного таинства мы слагаем с себя нашу грубую оболочку — тело, и, душевным существом, тонким, эфирным, переходим в другой мир, в обитель существ, однородных душе...» Автор ссылается на Макария Великого, видевшего образ души.

    «Она — эфирное, весьма тонкое, летучее тело, имеющее весь вид нашего грубого тела, все его члены, даже волосы, его характер лица, — словом, полное сходство с ним.

    ...Ангел и душа называются бесплотными, как неимеющие нашей плоти, называются духом, как существа тонкие...»

    Духи, по учению Игнатия Брянчанинова, также имеют вещественную оболочку и внешний вид. «Духи сотворены бесплотны по отношению к нам. Но естество их, как и естество души, пребывает неопределенным для нас по невозможности определить его».

    Николай Никанорович Глубоковский, разбирая вопрос о природе небесных духов, заметил: «Покойный епископ Игнатий Брянчанинов... энергически провозглашал в качестве догмата православия, что дух — во всех его формах — есть только тонкое, эфирное, воздушное или газообразное тело... К чести православного русского самосознания нужно сказать, что эти воззрения, где религиозная пламенность наклоняется к материализму, нашли серьезный и категорический отпор в труде другого святителя нашего, приснопамятного епископа Феофана "Душа и Ангел не тело, а дух", раскрывшего, что некоторые выражения епископа Игнатия ведут даже к мысли, что "и Бог веществен"».

    Несмотря на имеющиеся недостатки, сочинения епископа Игнатия вошли в сокровищницу русской богословской и аскетической литературы и занимают в ней значительное место.73 Сам же приснопамятный епископ Игнатий всегда будет служить примером для русского православного христианина в деле духовного возрождения и Богоуподобления.

    После рукоположения в сан епископа Игнатий Брянчанинов переселился на временное жительство в Александро-Невскую Лавру. Троице-Сергиева пустынь осталась без настоятеля. 26 октября 1857 года Григорий, митрополит Новгородский и Санкт-Петербургский, в рапорте сообщал Св. Синоду:

    «За возведением бывшего настоятеля Троице-Сергиевой первоклассной пустыни архимандрита Игнатия во епископа Кавказской епархии, настоятельское место в означенной пустыни остается праздным. Для замещения сей вакансии признаю способным и благонадежным наместника оной пустыни иеромонаха Игнатия, который, находясь в пустыни с 1834 года и в сане иеромонаха с 1844 г., может преимущественно поддерживать существующий ныне порядок и благоустройство».

    Предложение митрополита Григория было принято. В ноябре 1857 г. из Санкт-Петербургской Духовной Консистории братии Сергиевой пустыни сообщалось, что указом Св. Синода от 30 октября 1857 г. настоятелем назначается наместник пустыни иеромонах Игнатий (Малышев), с возведением в сан архимандрита.

    Архимандритом Игнатием (Малышевым) открывается в истории пустыни новая страница. До него все настоятели назначались из других монастырей и были чужими для пустыни. Последним таким настоятелем был Игнатий Брянчанинов. Благодаря большому духовному опыту последнего настоятеля в пустыни было правильно поставлено воспитание монастырской братии. За 23-х летнее управление монастырем Игнатий Брянчанинов сумел «вырастить» своих монахов, привив им определенные традиции. Эти монахи составили то основание, на котором любой монастырь стоит непоколебимо.

    Теперь не было нужды обращаться за руководителями в другие обители, потому что в пустыни была своя «школа», поставлявшая опытных старцев. Игнатий Малышев начинает новый ряд настоятелей, воспитанных самой пустынью. Все дальнейшие настоятели назначались из числа братии пустыни. Этому нельзя не дать положительной оценки.

    Когда братия Троице-Сергиевой пустыни узнала о том, что настоятелем назначен их старший брат — о. Игнатий (Малышев), то она искренне рада была этому назначению. Монахи рады были потому, что дело, начатое прежним настоятелем, не погибнет, но найдет поддержку в лице его ученика. В этом никто не ошибся. Архимандрит Игнатий (Малышев) оказался достойным учеником своего учителя и духовного отца.

    Архимандрит Игнатий, до пострижения Иван Васильевич Малышев, родился 24 марта 1811 года в деревне Шишкине, Даниловского уезда, Ярославской губернии. Образование Иван Васильевич получил домашнее. В послужном списке его отмечено, что он хорошо знает чтение, пение, Священную Историю и Катехизис. Когда мальчику исполнилось 12 лет, родители привезли его в Петербург и устроили на службу к купцу Лесникову. Через год Ваню перевели к другому купцу, а через 6 лет вновь возвратили к Лесникову. С ранних лет Ваня имел особое стремление к уединению и очень любил посещать храмы.

    Вспоминая юношеские годы, он говорил: «В эти три года настолько созрело во мне желание удалиться от мира, что только и помышлял о монастыре. Бывало, по обязанности ходишь по широким улицам Петербурга, идешь как в густом лесу и смотришь на небо; но каждый раз зайдешь в Казанский собор, который находился на пути моей деятельности, и там насладишься сладкою пищею. Также часто посещал я и Преображенский собор или Храм св. Пантелеймона. Рано утром отправлялся я за провизией в пустой рынок и никогда не проходил мимо храма Господня. С кулечком стоишь, бывало, у утрени сзади, с нищими».

    Так текла жизнь Ивана Васильевича до приезда в Петербург о. Игнатия (Брянчанинова). В то время уже шла в людях добрая молва о подвигах о. Игнатия. Иван Васильевич решил обратиться к нему за советом. О. Игнатий хорошо принял его и согласился взять его в Троице-Сергиеву пустынь. В январе 1834 г. Иван Васильевич вместе с архимандритом приехал в пустынь и здесь начал свой духовный подвиг. Архимандрит Игнатий оставил Ивана Васильевича у себя келейником, приучая его к усердному и безропотному исполнению послушаний. Здесь молодой послушник учился подвигу и молитве, читал из настоятельской библиотеки творения святых отцов и получал необходимые советы своего духовного отца. «Имея обычай ходить к утрени, он с первым колоколом подходил к дверям кельи архимандрита и громко читал молитву, прибавляя: "благословите, батюшка к утрени". —

    "Бог благословит", — отвечал ежедневно настоятель, никогда не отяготившись, что тем нарушался его ночной отдых...»

    Настоятель заметил, что Иван Васильевич хорошо рисует, и предложил ему учиться в Академии художеств.

    Послушник с большой радостью принял предложение настоятеля и переселился в Петербург. «С радостью вспоминаю мою юность, когда я находился в Академии художеств между знаменитыми профессорами того времени. Все они были добры и приветливы, всеми был я принят радушно, с любовию и ласкою. В день моего приезда в Петербург присылают за мной незнакомые мне дамы... (Сестры Мансуровы.)

    У них сошелся я с профессорами Варником и Михаилом Ивановичем Скоте».

    Условия жизни в Петербурге оказались для Ивана Васильевича очень трудными, он вынужден был оставить «классы» и ходил только к М.И. Скоте. Закончив курс обучения в Академии художеств, послушник-живописец стал писать иконы для своего монастыря. «Его руками был написан почти весь трехъярусный иконостас соборного храма Св. Троицы».

    О художественных способностях Ивана Васильевича можно судить на основании следующего случая, имевшего место в мастерской Карла Павловича Брюллова. «Однажды Иван Васильевич копировал у него в мастерской местные иконы Спасителя и Божией Матери во славе. Копия была так верна с оригиналом, что Карл Павлович сам ошибся и, желая показать свою картину кому-то, остановился перед копией своего ученика, показывая ее вместо своей, так что ученик должен был объяснить его ошибку».

    Сначала Иван Васильевич пострижен был в рясофор с именем Игнатия, а в 1842 г. — в мантию. 1 апреля 1844 г. Игнатий был рукоположен в сан иеродиакона, а 2 апреля — в сан иеромонаха. Молодой иеромонах с большим благоговением совершал Богослужение, за что его полюбили монахи и посетители пустыни.

    Летом 1848 года в Петербург занесена была холера, от которой жители города очень страдали. В городе не хватало духовенства для исправления церковных треб и напутствования больных. Из монастырей в город были командированы иеромонахи, в число которых попал и о. Игнатий. Он получил назначение в церковь Божией Матери «Всех скорбящих Радосте».

    «Ревностно, не жалея своих сил, и бескорыстно о. Игнатий исполнял все требы священное лужений, разъезжая иногда по целым дням с иконою, не вкушая пищи, — и все удивлялись его трудам».

    К этому времени в Троице-Сергиеву пустынь переселились братья отца Игнатия: старший брат — о. Макарий и младший Петр, потом иеромонах Платон.

    Отец Игнатий, видя труды настоятеля, старался помочь ему. Когда стали перестраивать храм преподобного Сергия, то сказался большой недостаток в камне. Желая помочь настоятелю, о. Игнатий ежедневно уходил в лес на поиски гранита. Тогда еще не бывало случая, чтобы вблизи был обнаружен гранит. Но о. Игнатий упорно продолжал поиски камня. Господь благословил труды настойчивого искателя, и в один из ноябрьских дней камень был обнаружен. «Немедленно приступили к раскопке и нашли огромного размера камень, вроде яшмы, которого хватило на все колонны и с этих пор недостатка в граните не было и его хватило на все последующие постройки».

    За постройкой Сергиевской церкви следил все время отец Игнатий. Здесь проявился весь талант художника и находчивость строителя. На мраморный иконостас недоставало 3 000 рублей. О. Игнатий продал любимую картину работы Брюллова «Ракурс плащаницы» и помог устроить мраморный иконостас.

    15 апреля 1857 года о. Игнатий назначен был наместником пустыни. Через несколько месяцев архимандрит Игнатий Брянчанинов был хиротонисан во епископа, а в настоятели пустыни рекомендовал о. Игнатия (Малышева). Указом Св. Синода за № 761 от 30 октября 1857 г. настоятелем Троице-Сергиевой пустыни назначался о. Игнатий. 17 ноября в Казанском соборе о. Игнатий был возведен в сан архимандрита, а на следующий день отправился в свою пустынь. Монахи торжественно встретили своего нового настоятеля с крестным ходом, облачили его в мантию со скрижалями и в Троицком соборе отслужили благодарственный молебен. В гостиной за чаем наместник пустыни, иеромонах Аполлинарий, обратился к новому настоятелю с вопросом: «Ваше высокопреподобие, как благословите называть вас?»

    «Называйте меня просто батюшкой, — отвечал архимандрит, — я желаю быть вашим отцом, а не начальником». Архимандрит Игнатий не изменил своему желанию. Для всех он был отцом. Бывали случаи, когда настоятель защищал отцов, которых епархиальное начальство предлагало уволить из пустыни.

    Новый настоятель не был так образован, как первый. Он не обладал таким богатым духовным опытом и не отличался аскетическими подвигами. В нем было все просто. И хотя в нем не было того высокого Брянчаниновского духа, зато и простота в нем была особая, одаренная. Еще до возведения его на должность наместника пустыни, спросили его как-то духовные дети: «Как вы, батюшка, молитесь в таком холоде?» «Какая моя молитва, — отвечал он, — повторяю Господу: "Ты мой Бог, я Твой раб", — с тем и засыпаю».

    Такое простое обращение к Богу, по-видимому, нисколько не уступало чтению больших молитвословий других монахов.

    Далее: О. Игнатию также много пришлось трудиться для пустыни...
    В начало



    Как вылечить псориаз, витилиго, нейродермит, экзему, остановить выпадение волос