Исторические хроники Чуфаровского Свято-Троицкого женского монастыря
Свято-Троицкий Чуфаровский мужской монастырь.
Исторические хроники Чуфаровского Свято-Троицкого женского монастыря
Начало монастырю положили несколько девиц, собравшихся вокруг жены старца Игнатия Екатерины Прохоровны. Сначала их было 6 женщин, и в одно из своих посещений Чуфарова старец Игнатий выделил среди «черничек» Евдокию Сергеевну Трофимову, которой и поручил возглавить общину, как единственно грамотной из всех сестёр-крестьянок.
В.К. Федорчуков, помещик, имевший в Чуфарове кроме плодородных земель пустырь, однажды специально отыскал старца в Болтинском лесу и предложил Игнатию взять у него эту пустошь для нужд общины. Место для закладки будущего монастыря оказалось идеальным: людское поселение неподалёку, а тишина и покой, как в глухомани.
Игнатий Вершин принял дар, а вскоре нашёлся ещё один благотворитель, какой-то богатый крестьянин из села Константиновки, пожертвовавший для общины большой сосновый сруб на избу. На пустыре появилась первая келья, куда переселились отшельницы во главе с Евдокией Сергеевной Трофимовой и её ближайшей помощницей Екатериной Вершиной. В овраге, около будущего монастыря, чуфаровские крестьяне тогда же поставили маленькую избёнку для старца: он жил в ней, когда приходил из леса в родное село.
К 1867 году в кельях на пустыре собралось уже более 20 духовных дочерей старца Игнатия. В этом году Пензенская консистория признала общину как богадельню, потому что первые насельницы, молодые женщины, стали принимать на попечение больных старух, оставшихся без родственников и пропитания. Самим же сестрам удавалось часть овощей выращивать на огороде, а частью их снабжали продуктами чуфаровские, кечушевские, маколовские, пушкинские и константиновские крестьяне. Нашлись и недоброжелатели, написавшие в Пензу донос о том, что в Чуфарове действует секта: пищу для досужих домыслов дало то обстоятельство, что к общине официально не прикрепили священника, следовательно, появилась возможность обвинить женщин в том, что они вели богослужение самостоятельно. Потребовалось вмешательство местного священника, помещика Федорчукова, коллективное заступничество сельского схода и хлопоты самого Игнатия Вершина, чтобы опровергнуть навет и сохранить общину, над которой нависла опасность закрытия. Статус богадельного дома, присвоенный общине указом Пензенского архиерея от 18 января 1868 года, давал сестрам возможность на законных основаниях приглашать священника, для чего одна комната в келейном корпусе была освящена как домовая церковь во имя Живоначальной Троицы.
Ходить в приходскую церковь больные немощные женщины не могли, литургические потребности оставались насущными, поэтому домовая церковь на этом этапе снимала многие проблемы, благо вход в неё не закрывался и перед прихожанами и многочисленными паломниками. В пользу черниц некоторые жители окрестных сёл пожертвовали пахотную землю, что укрепило экономическое положение общины и позволило расширить число сестёр и штат богадельни. По обыкновению, верующие не оставили разраставшуюся обитель наедине с её проблемами: худо-бедно, но каждая инициатива сестёр находила отклик в крестьянской массе. Инокини и любопытствующие селяне наблюдали однажды, как худой и согбенный старец бродил по пустырю, что-то чертил на земле клюкой и раскладывал в разные места белые камни. Никто не понимал, что он делает, а старец тем временем размечал границы монастыря и определял его будущий план. Монастырь и был построен позднее не по замыслу архитектора, а по завету лесного отшельника.
Зодчие только выполнили его волю. Завершающее трёхлетие 1860-х годов наполнено было непосильным трудом: сестры добывали природный бутовый камень, залежи которого нашли в дальних отрогах оврага. Вверх его носили на руках или в мешках. Работали до изнеможения. Потом камень кончился, стали искать его по речкам, возить на телегах: с извозом помогли деревенские мужики. Кирпичи сестры научились обжигать сами, а «кирпичный сарай», то есть кустарный заводик по обжигу, сколотили из досок прямо перед кельями, чтобы далеко не ходить. В рукописной истории монастыря последняя настоятельница игуменья Маврикия вспоминала об этой поре: «Много положили сестры труда и здоровья на непосильной для женского пола работе, но, подкрепляемые молитвой и примером старца Игнатия, они сами под его руководством, рыли глину и подвозили её из-под горы к сараям на тачках, мяли её босыми ногами и выделывали кирпичи; их христианское смирение и послушание перебороли все трудности и препятствия….». Таким способом были выработаны десятки тысяч кирпичей. Настал момент, когда можно было приступать к каменному строительству.
Первый каменный корпус сестры сложили в 1870 году, и тогда же на втором этаже освятили обновлённую Троицкую домовую церковь, — община уже с 1868 года именовалась Троицкой. На первом этаже поместили богадельню. Но так как многие больные подняться на второй этаж были не в состоянии, в 1872 году внизу освятили ещё одну домовую церковь, во имя Казанской иконы Божьей Матери, любимого образа Игнатия Вершина.
По ходатайству посетившего Чуфарово епископа Пензенского Григория, Св. Синод в апреле 1877 года обратил Троицкую общину в сестринскую, определив чуфаровскую обитель в положение полумонашеской. До следующего этапа, то есть до признания общины монастырём, предстояло прожить в трудах великих ещё 8 лет. 19 апреля 1885 года Св. Синод повелел именовать Троицкую сестринскую общину общежительным монастырём с прежним названием — Троицкий. Тогда же сестра Евдокия Трофимова, принявшая постриг с именем Евгении, была возведена в сан игуменьи с правом ношения наперсного креста.
Строительство продолжалось. Чуфаровский крестьянин Гавриил Афанасьев уговорил земляков активно включиться в работу; мужики взялись за извоз и лесоповал для нужд общины. Число сестёр уже подходило к пятидесяти, условие жизни явно не соответствовали штату, жить было негде, даже спать укладывались вповалку на полу, под столами постели устраивали. Нужны были новые, более обширные кельи. За 10 лет, с 1875 года, по периметру обители сестры построили с помощью местного населения ещё три двухэтажных каменных корпуса, в одном из которых расположились образная (иконописная), портновская сапожная и другие мастерские. Тогда же вся территория монастыря была обнесена каменной оградой. По сложившемуся обычаю, кирпичи для строительства вырабатывались самими сестрами.
Число сестёр за это время выросло до 100 человек. В Чуфарово женщины порой шли из далека, и набиралось их так много, что оба соседних монастыря, Тихвинский Куриловский и Троицкий, никогда не испытывали недостатка в желающих пострижения.
Однако, чуфаровские домовые церкви, Троицкая и Казанская, не могли вместить всех молельщиц, и в 1887 году в самом центре четырёхугольника, образованного рядами корпусов, огородом и вновь разбитым садом, заложили по меткам старца Игнатия большой собор, возведение которого завершилось полностью только в начале XX столетия. Каким он был — достоверно не было известно вплоть до последних времён, потому что его изображение и чертежи в древних хранилищах Мордовии не сохранились. Как выяснилось, сестры действительно ориентировали собор на московский храм Христа Спасителя, но вариантность оказалась очень существенной. В итоге Святодуховский собор получился несколько приземистым и даже по-деревенски кряжистым, но зато очень основательным и легко обозримым как со стороны Маколова, так и Чуфарова.
Сохранилось его рукописное описание: «Соборный храм каменный, пятиглавый; расположен в центре монастыря, длина его с востока на запад вместе с алтарным выступом и притвором 20 сажень 2 аршина, ширина 12 сажень, высота до купола 11 сажень; имеет вид крестообразной формы; внутри оного храма производит необыкновенное впечатление иконостас иконами, которых более 80-ти, художественные работы, резьбой, покрытой червонным золотом, и царскими вратами, украшенными искусною резьбою ценной работы».
Выигрышность местоположения монастыря уже в том заключалось, что располагался на вершине холма, следовательно, смотрелся «в рост»; распластанные келейные корпуса как бы собирались воедино громадой фундаментального храма, продиктовавшего природе гармонию с рукотворными произведениями неведомых зодчих. Кроме того, собор удачно вписался в общий рисунок монастыря, сооружавшего в стиле господствовавшей архитектуре второй половины прошлого столетия эклектики. Все объекты обители проектировались просто, кроме настоятельских палат, где зодчие применили мелкие элементы, предусмотрели парадные фигурное крыльцо и декоративные фронтоны, ввели несколько холлов и приёмных залов на втором этаже, — словом, придали зданию нарядный вид. Все остальные корпуса выигрывали не столько за счёт украшательства, сколько за счёт качества кладки, отличавшейся аккуратностью и чистотой. Все декоративные мелочи зодчими скупо и экономно срисовывались, скорее с мирских городских, чем с церковных образцов. Собор отвечал тем же требованиям вкуса, что диктовался сестрами в случаях бытового строительства: облик монастыря должен был соответствовать духу аскетизма, строгостью, суровости и незыблемости устоев. Мастера именно это и сделали.
О том, что монахиням было чуждо стремление к парадности, свидетельствует и колокольня, точнее деревянная звонная башенка, открывавшая вход в монастырь святыми вратами. Парадный вход в обитель располагался рядом с настоятельскими палатами: это была двухъярусная восьмигранная башня, едва возвышавшаяся над келейными корпусами; её скромность подчёркивалась сплюснутой, почти плоской луковицей — шеломом, а вкупе от всего этого веяло лаконизмом почти отшельническим. С одной стороны, самые части ансамбля придали всему монастырю очень странный облик, но, с другой стороны, Чуфаровская обитель несла в себе черты умиротворённости и спокойствия. Возникавший по началу привкус деревенскости таял, как только посетители проходили через святые врата и попадали во двор, символизировавшей цитадель духовности: от простоватости не оставалось и следа.
Одновременно с собором сестры построили пятый келейный корпус. В окончательном виде монастырь представлял собой четырёхугольную площадь в четыре десятины, обнесённую каменной стеной. Вокруг собора свободно располагались линии построек. Вместо колокольни в монастыре стояла временная деревянная одноярусная звонница с восемью колоколами разной величины. С запада, согласно описанию 1923 года, размещался келейный каменный корпус, рядом стоял двухэтажный «живописный» корпус с кельями для сестёр-художниц и рукодельниц. Между этими корпусами «был устроен фонтан с резервуарами, вода в который проведена из башни артезианского колодца, находящегося за оградой». К северу от собора, в 15-ти саженях от него, располагался каменный деревянный первоначальный корпус с двумя домовыми церквями — холодной Троицкой и тёплой Казанской, и келейный двухэтажный корпус размером 21 на 11 саженей. Южную линию периметра составляли трапезная, ещё один келейный корпус, двухэтажная каменная кладовая и фруктовый сад.
В 1895 году в монастыре проживало около 180 черниц, к 1910 году в штате обители уже насчитывалось 215 сестер. Перед революцией 1917 года число насельниц достигло 410 человек, 115 из них были монахини. Основными обитателями монастыря были простые крестьянки. Только малое их число не владело грамотой, чтению, письму и счёту насельницы овладевали в монастыре. Часть сестер была занята в приюте и монастырской школе, где обучали грамоте сельских детей. Со временем богадельное отделение увеличилось за счёт небольшой больницы, которая принимала на лечение крестьянок из окрестных сёл. Монахини серьёзно занимались медицинской практикой на уровне патронажной и милосердной практики. Во время Русско-турецкой войны 1877-1878 годов по решению монастырского совета 15 сестер были направлены в действующую армию на Балканы в качестве сестёр милосердия. Вместе с инокинями Чуфаровский монастырь отправил в Болгарию корпию, медикаменты и продукты.
В 1904 году чуфаровские сестры трудились в госпиталях Мукдена и Порт-Артура. В первую мировую войну монастырь отправил многих сестёр в лазареты Западного фронта. И никогда монастырь не отпускал своих воспитанниц на фронт с пустыми руками: они везли с собой лекарства, перевязочный материал, а также бельё, шитое в собственной мастерской. Периодически монастырь передавал для раненых продукты, прежде всего мясо и хлеб. В самом монастыре при необходимости открывался лазарет, где лечились раненые воины. В гражданскую войну в лазаретах Саранска работали 50 чуфаровских сестёр милосердия монахинь и послушниц. Важное место в общественной деятельности обители занимала благотворительность. В голодные 1895-1897 годы в монастыре была открыта бесплатная столовая, в которой ежедневно кормились до 300 голодающих крестьян. Обеды готовились только из своих продуктов. На каждого человека в день монастырь выделял около 600 граммов хлеба. Из беднейших семей тогда же были взяты в приют на полное обеспечение 40 девочек, которые содержались в монастыре до 16-ти летнего возраста и обучались грамоте и ремёслам. В революционные годы из фондов монастыря бедствующим крестьянам было передано немало лошадей и крупнорогатого скота, а также различного инвентаря, 3000 пудов хлеба, несколько омётов кормов. «И впредь, — писала игуменья Маврикия в отчёте Саранской епархии, — члены общины готовы идти навстречу народу со своей посильной помощью».
Община жила по строгому уставу, установленному старцем Игнатием Вершиным по правилам Преподобного Серафима Саровского, а также по официально узаконенным инструкциям, полученным из Синода в год реорганизации общины в монастырь. Росло и материальное благосостояние Чуфаровского монастыря: ему принадлежали четыре десятины усадебной земли возле стен, 145 десятин пашни и ещё 850 десятин плодородной земли на условиях совместного владения с куриловскими монахинями. В первые годы XX века количество земель увеличилось до 1000 десятин. 10 десятин занимал второй сад. Сестры занимались пчеловодством, разными ремёслами и огородничеством. Дальние земли сдавались в аренду. Своими силами сестры обрабатывали около 600 десятин земли, что находились в близи Чуфарова.
У монастыря имелся свой лес и заливные луга. Рядом с монастырём появился целый комплекс хозяйственных построек, с восточной стороны вырос крестьянско-ремесленный посёлок, обитатели которого были заняты на монастырских работах. За оградами монастыря для странствующих богомольцев была возведена каменная гостиница со служебными постройками. К западу от обители имелись две усадьбы для священнослужителей.
Далее следовал большой сад с пчельником, каменный конюшенный двор с кельями для послушниц, мастерскими, кузницей. Под горой у монастыря располагались скотный двор, овчарня. Тут же был устроен бытовой комплекс: баня, прачечная, красильня, а также амбары и молотильный сарай, укомплектованный самыми современными машинами. Из хозяйственных построек до наших дней сохранилась кладовая, в которой монахини хранили кадки с солёными овощами, мочёными яблоками. В других помещениях в больших ларях хранились зерно, мука, крупы. Имеющаяся мельница одновременно обслуживала и крестьянские хозяйства.
Простые верующие и руководители церковной иерархии высоко ценили труд сестёр-художниц, которые писали иконы. Из многочисленных икон, написанных монахинями, сохранились ныне только одна — образ святой мученицы Лидии и преподобного столпника Симеона. Это икона написана в 1912 году. Известен тот факт, что иконостас Казанской церкви села Маколово расписывали монахини Чуфаровского монастыря - об этом свидетельствует и надпись на обратной стороне иконостаса. Рукодельная мастерская обители занималась изготовлением священных облачений, изготовляла чеканные оклады на иконы и киоты. Епископ Пензенский Митрофан, посетивший Чуфарово летом 1892 года, самым внимательным образом познакомился с работами монахинь и высказал удовлетворение тем, как были организованы работы в иконописной мастерской.
Старец Игнатий Вершин умер в 1889 году. При его жизни настоятельницей монастыря была Евдокия Трофимова, в пострижении игуменья Евгения.
Своим ростом и благополучием монастырь был обязан, прежде всего, этой женщине. Оставшись без духовного отца и наставника, она бережно хранила его заветы, бессменно управляя обителью на протяжении 43 лет. Она попросилась на покой только тогда, когда почувствовала, что из-за болезни не может вести хозяйство. Предав власть в общине в надёжные руки, она 3 года до самой своей кончины была простой монахиней.
После игуменьи Евгении монастырь возглавила монахиня Аполлинария. Указ о возведении ее в сан игуменьи был подписан Синодом 27 октября 1911 года. Игуменья Аполлинария руководила Чуфаровской общиной всего 7 месяцев, так как в июле 1912 года она была назначена настоятельницей приходящего в упадок, Аблазинского монастыря Амурской области. Однако, в 1919 году она прибыла в родную обитель, чтобы вместе с чуфаровскими сестрами пережить самые трудные годы. В 1912 сестры выбрали в настоятельницы монахиню Серафиму (в миру Анну Николаевну Добротину, происходившую из духовного сословия). На момент избрания ей уже исполнилось 72 года. Матушке Серафиме досталась в удел борьба за сохранение общины, испытавшей неисчислимые гонения со стороны новых властей. Она мужественно переносила удары судьбы и берегла монастырь; ей удалось реорганизовать его в сельскохозяйственное товарищество, но при этом сохранить устав и уклад иноческой жизни.
В 1921 году игуменья Серафима ушла на покой и в 1924 году скончалась. Сестры выбрали в свои наставницы монахиню Маврикию (в миру Марию Георгиевну Аверьянову, выпускницу Пензенской прогимназии). Она поступила в монастырь в 1877 году, в 1890-м приняла монашество, 25 лет вела канцелярию обители, с 1917 года исполняла обязанности казначеи. Игуменьи Маврикии суждено было стать последней настоятельницей Чуфаровского Троицкого монастыря, — она прошла свой крестный путь до конца.
Далее: Разорение Чуфаровского монастыря
