Задонский монастырь

10. Разгром.

Архивы сохранили составленный бывшим благочинным Задонского Богородицкого монастыря иеромонахом Пионием список монашествующих, остававшихся в обители на 1 августа 1923 года. За строками этого списка — постановление так называемого «поместного собора», созванного «обновленцами» для закрепления захваченной ими власти в Русской Православной Церкви.

Открывшийся 2 мая 1923 года обновленческий собор, помимо прочих, принял определение о монастырях. В «определении» объявлялось о решении закрыть все городские монастыри и одновременно «благословить союзы и братства христианско-трудовых общин в существующих монастырях вдали от городов».

Задонский Богородицкий монастырь, как городской, подлежал окончательному расформированию. Поэтому список его насельников составлен таким образом, чтобы показать: никакого монастыря на деле не существует, а есть лишь рабочая артель из бывшего духовенства обители, трудящаяся на свечном заводе и призревающая тех, сто не в силах добыть себе пропитание самостоятельно.

Из 38 человек, указанных в списке, 9 числятся чернорабочими, 7 (включая настоятеля) названы работниками свечного завода, один — сапожник, один — ложкорез, один — специалист по ремонту прялок. Указан среди прочих и фельдшер.

Про остальных же, упомянутых в списке о. Пиония, в том числе и про самого автора реестра, сказано так: «питаются приношением добрых граждан города Задонска».

Возглавлял братию архимандрит Никандр, возведенный в этот сан в 1923 году. В его ведении, как явствует из документов, находились все вопросы организационного характера. Архимандрит, в миру Никита Алексеевич Стуров, происходил из крестьян села Малинино (Малинки), расположенного близ Хлевного. В 1923 году исполнился ему 51 год.

Духовно же окормлял братию пользовавшийся всеобщим уважением 80-летний архимандрит Тимолай, — бывший афонский монах, пребывавший в Задонском Богородицком монастыре на покое. Пока позволяли силы, архимандрит Тимолай работал над созданием обобщающего труда, стремясь оставить для потомков память о страшных годах гонений, пережитых и переживавшихся Церковью.

Архимандрит Тимолай жаловался и скорбел, что приближающаяся смерть не дает закончить труды. Основное их содержание своди. лось к критике декрета об отделении Церкви от государства и там же приводились случаи гонения со стороны властей на Церковь, — вспоминал позднее иеромонах Нифонт (Бахтияров).

Основной доход община монашествующих до 1925 года получала от свечного завода, продукция которого расходилась по церквям города и уезда. Заведовал работой заводика иеромонах Ювеналий. В течение некоторого времени (в 1924 — начале 1925 года) свечное производство по распоряжению архимандрита Никандра было зарегистрировано из тактических соображений на задонского торговца А. А Бакунина, который, по воспоминаниям иеромонаха Иоанникия, «получал за марку 10 рублей в месяц». А когда наметились перемены к лучшему, завод был вновь перерегистрирован на «коллектив», представлявший монашескую общину Задонского Богородицкого монастыря. Выручка от завода поступала в общую монастырскую казну, куда также поступали и деньги, заработанные отдельными монахами. Ведал казной архимандрит Никандр.

А вот своей церкви в течение нескольких лет Богородицкие монахи не имели. Хоть и сказано в ответе на запрос из губернии от 28 сентября 1922 года, подписанном начальником Задонской уездной милиции, что «все храмы монастыря и города переданы общине верующих по договору с уисполкомом», но возглавлялась эта община, как мы уже отмечали выше, епископом из «обновленцев».

«Обновленческая» епископская кафедра, завладевшая сначала большинством приходов в уезде, просуществовала в Задонске до конца 1920-х годов. Епископа Иоанна в мае 1923 года сменил Алексий (Щербаков). Ему последовали Филипп (Власов), Иоанникий (Чекановский) и Андрей (Смирнов). Они и совершали богослужения в бывших монастырских храмах, объявив себя заодно хранителями мощей святителя Тихона.

Лишь в Троицкой церкви Скорбященского женского монастыря, также сохранившего верность Патриарху, могли совершать богослужения иеромонахи старейшей обители города. За этим храмом, в частности, с 1923 года закреплен был иеродиакон Задонского Богородицкого монастыря Илларион (Фролов Илья Дмитриевич, 1869 года рождения).

Но с 1925 года ситуация, вроде бы, стала меняться к лучшему. Задонской монашеской общине была передана бывшая больничная церковь во имя св. Тихона Амафунтского, располагавшаяся в городском саду Задонска. Храм, видимо, как принадлежавший ранее «обновленцам», 12 января 1925 года был заново освящен. Теперь главным стал второй придел — во имя святителя Николая, Чудотворца Мир Ликийских. Избрание святого покровителя новоосвященной церкви, думается, не случайно — это негласная память об убиенном царе-страстотерпце. Исполнять обязанности приходского священника Никольской церкви митрополит Воронежский Владимир (Шимкович) назначил иеромонаха Пиония (Пантелеймона Николаевича Ермоленко, 1876 года рождения). Сослужал ему иеродиакон Виктор (Василий Григорьевич Дубинин, также 1876 года рождения), отличавшийся могучим телосложением и завидным басом. Обязанности псаломщика взял на себя иеромонах Нифонт.

Постепенно и в Задонской округе началось вытеснение «обновленцев» с сельских приходов. Игумен Нафанаил уже с 1925 года исполнял обязанности приходского священника в храме села Верхнее Казачье.

— Причиной посылки на приходы меня и других иеромонахов послужило то обстоятельство, что приходы не принимали красных обновленческих священников, — вспоминал он впоследствии.

Так, иеромонах Прокопий (Бондарев) совершал службы в церкви села Уткино, иеромонах Митрофаний (Бахтин) окормлял прихожан церкви села Донское.

Связано это было как с явным крахом идей «обновлеченства», так и с тем, что 24 декабря 1925 года архиепископом Воронежским и Задонским стал Петр (Зверев), канонизированный ныне как священномученик. При этом архипастыре, который «был совершенен в ревности и любви к Богу, в жалости и в любви к людям», по воспоминаниям монахини Серафимы (Булгаковой), «началось почти поголовное возвращение духовенства из обновлеченства».

В 1926 году архиепископом Воронежским Петром (Зверевым), по представлению архимандрита Никандра, рукоположен был в иеромонахи иеродиакон Иоанникий (Иван Митрофанович Стукалов, 1883 года рождения). Предположительно, с этого момента о. Иоанникий становится вторым по значению во внутренней иерархии Богородицкого монастыря. В частности, об этом недвусмысленно говорят такие слова иеромонаха Мануила: «В нашем монастыре существовал обычай, что по смерти кого-либо ведали всеми секретами и вещами старшие чины. Таковыми, за смертью находившегося у нас на покое архимандрита Тимолая, были архимандрит Никандр и Иоанникий».

Кончина архимандрита Тимолая последовала в 1927 году. Похороны его собрали как братию, так и мирян, почитавших его за человека Божиего. Оставшиеся по смерти архимандрита Тимолая рукописи были надежно скрыты от посторонних глаз архимандритом Никандром. Позднее они так и не были найдены.

Впрочем, и по смерти отца Тимолая не остались задонцы без должного духовного окормления. Некоторое время проживал здесь на покое некий епископ Сергий, «почитавшийся верующими за святого», по воспоминаниям очевидцев. Службы, которые он с нарочитой монастырской неспешностью совершал в Троицкой церкви Троице-Тихоновского («Скорбященского») женского монастыря собирали столько прихожан, что порой храм не мог вместить всех желающих. И все выстаивали долгие службы безропотно, — столь искренне совершалось служение этим ярким, сильным Духом Святым пастырем стада Христова.

К сожалению, точно неизвестно, что за епископ Сергий находился в Задонске приблизительно до 1928 года. В показаниях регентши П. И. Ковшовой упоминается лишь, что проживал он в «Скорбященском» монастыре и из Задонска отбыл в Уфу. Но Уфимскую кафедру в 1928 году занимали Питирим (Лодыгин), Иов (Веселов) и Иоанн (Поярков), остававшийся в Уфе до 1933 года. Следовательно, отъезд владыки Сергия не был связан с назначением на Уфимскую кафедру. Видимо, он продолжал пребывать за штатом, на покое. В таком случае среди прочего соименного епископата того времени можно выделить епископа Сергия (Сергея Михайловича Зверева), в 1926 году приговоренного к 2 годам ссылки. В 1927 году он был возведен в сан архиепископа. По окончании ссылки, в 1929-1935 годах, архиепископ Елецкий. Арестован в 1935 году и расстрелян 20 ноября 1937 года в Карагандинском концлагере. Владыка Сергий причислен как священномученик к лику святых Русской Православной Церкви.

В 1927 году монашеская община Задонской Богородицкой обители, следуя за епископом Козловским Алексием (Буем), коему вверено было управление Воронежской епархией, удалилась из канонирского подчинения Заместителю Местоблюстителя Патриаршего престола митрополиту Сергию (Страгородскому). Поводом послужило приглашение 29 июля подписанного митрополитом Сергием и Синодом «Послания пастырям и пастве», в котором декларировалась политика сотрудничества Церкови с Советской властью, не прекращавшей преследования верующих и священства...

А год 1928 стал последним полным годом существования Задонского Богородицкого монастыря.

Уже в феврале 1929-го «все избирательные участки» города Задонска потребовали окончательного закрытия мужского монастыря. Автор большевистской окружной газеты «Красное знамя» Н. Дмитриев, побывав в Задонске в марте 1929 года, оставил такое описание Богородицкой обители: «Вокруг собора и зимней церкви, как дети, отделившиеся от сурового отца, расположились монастырские строения, занимаемые сейчас учреждениями города... Немного поодаль — корпус, занимаемый монахами, и часовня. Стекла в окнах часовни выбиты, дверь соскочила с петель... Корпус, занимаемый монахами, тоже постепенно приходит в ветхое состояние. На вопрос «почему здание не ремонтируется», следует весьма резонный ответ:

— Тут хоть бы в этом как-нибудь просуществовать, а то ремонтировать... Скажут тоже».

И действительно, даже в «этом», изрядно обветшавшем корпусе последних Богородицких монахов не оставили.

8 апреля 1929 года грянуло постановление ВЦИК «О религиозных объединениях», инспирированное более ранним директивным письмом секретаря ЦК ВКП (б) Л. М. Кагановича, где резко осуждалась недостаточная ретивость в процессе изживания религиозности, а собственно духовенство прямо объявлялось политическим противником коммунистов.

По весне 1929-го монахи Богородицкого монастыря получили приказание освободить еще занимаемые жилые помещения в двухэтажном здании близ свечного завода. Протестовать было бессмысленно. И бывшие насельники обители, добавив личные сбережения к имевшейся наличности, вырученной от работы свечного завода, собрали 3250 рублей. На них приобрели у Задонского горсовета дом на бывшей Дворянской улице (ныне Карла Маркса). Этот дом, куда черноризцы переселились «весной, ближе к лету», стал последним приютом монашеской общины Задонской обители во имя Сретения Владимирской иконы Божией Матери.

Конечно, случившееся для насельников разоренного монастыря было скорбью, и скорбью немалой. Но оставалась за ними Никольская церковь, да и свечной завод работал по-прежнему, позволяя успешно решать проблемы, требовавшие финансовых затрат. В частности, — оказывать помощь тем, кто по произволу властей оказался в куда более стесненных обстоятельствах. Так, в июне 1929 года, получив письмо от сосланного на Соловки епископа Воронежского Алексия (Буя), весьма благоволившего в годы управления архиерейской кафедрой к монашеским обителям Задонска, архимандрит Никандр активно взялся за сбор средств для оказания помощи бедствовавшему в концлагере архиерею и его товарищам по несчастью.

— Нельзя без слез взирать на страдания невинных братьев, — такими словами напутствовал архимандрит Никандр тех, кто по его благословению принял участие в этой акции милосердия.

И тут следует сказать, что не только в упомянутом выше случае последний настоятель Задонского Богородицкого монастыря не мог сдержать слез, и не мог смолчать, глядя на творящееся попрание Церкви и народа православного. Он не раз открыто заявлял о своем неприятии сложившегося порядка.

Когда Заместитель Местоблюстителя Патриаршего престола митрополит Сергий заявил 29 июля 1927 года в «Послании пастырям и пастве», что «Мы хотим быть православными и в то же время осознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой — наши радости и успехи, а неудачи — наши неудачи», архимандрит Никандр прокомментировал «Послание...» следующими словами: «Митрополит Сергий подыгрывается и пристраивается к Советской власти и таким образом совершенно сознательно вместе с коммунистами ведет Святую Церковь к разрухе».

А в разговоре со священником из числа белого задонского духовенства Н. М. Кузьминым, о. Никандр в связи с закрытием Скорбященского женского монастыря и изгнанием монахов Богородицкого высказался еще жестче: «Советская власть окончательно выявила свое антихристово лицо. Она, несмотря на свою декларацию об отделении Церкви от государства, нахально вторгается в религию, насилует священников и без вины высылает их. Терпение иссякает..».

Но, воспитанный во Христе, архимандрит видел лишь по-христиански смиренный вариант противостояния обступившему злу: «Путь сопротивления лежит через разъяснение верующим сути революции как акта насилия», — смиренно отвечал на вопрос «что делать?» Задонский архимандрит.

И старался в жизни следовать заявленному, часто и подолгу беседуя с паломниками, особенно из числа крестьян, о доле которых отец Никандр, проведший детские годы в деревне, скорбел особенно сильно, видя что власть «грабит село налогами и хлебом».

Единственным утешением для гонимых монахов была искренняя уверенность в недолговечности Советской власти. Они и представить не могли, что это испытание для Церкви и ею пасомых — на несколько десятилетий. Например, в июле 1929 года, в беседе о военных столкновениях на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), архимандрит Никандр уверенно заявил, что: «Слава Богу, начинается война, которая приведет безбожную власть к гибели». А тут еще через несколько дней рухнуло на монастырском дворе огромное вековое дерево. Это знамение и настоятелем, и монахами Богородицкого монастыря однозначно было воспринято как скорое падение не приемлющей Церковь власти. На самом же деле, как показало дальнейшее, это знамение предвещало совсем иное — окончательную ликвидацию монашеской обители во имя Сретения Владимирской иконы Божией Матери. Существовать уже фактически разогнанному монастырю оставалось всего два месяца.

Именно столько времени отмерено было сотрудниками Елецкого окружного отдела ОГПУ, готовившими материал для возбуждения очередного уголовного дела с политической окраской. А главной зацепкой должна была стать и стала умелая провокация, как по нотам разыгранная 26 августа 1929 года, в день памяти святителя Тихона.

Еще до праздника среди верующих стали распространяться слухи о том, что власти в этом году примут самые жесткие меры к паломникам в день праздника памяти св. Тихона. Рассказывалось, что пришедших будут расстреливать с аэропланов или давить автомобилями. И повод поверить в такой оборот событий был. Во-первых, непримиримость местных представителей государства подтверждало закрытие Скорбященского монастыря и изгнание «на улицу» монахов Богородицкого. Во-вторых годом раньше над крестным ходом уже кружил аэроплан. Правда, он всего лишь сбрасывал листовки антирелигиозного содержания, но и этого было достаточно, чтобы придать достоверность страшному слуху.

Чекисты весьма верно угадали массовое настроение верующих. Православный люд, вот уже который год с горькими слезами на глазах наблюдавший поругание святынь, почитание коих было впитано с молоком матери, не смог остаться равнодушным к новому вопиющему надругательству над верой и Церковью, готовившемуся, согласно слухам. В итоге на бывшем монастырском дворе 26 августа 1929 года, в день памяти св. Тихона, собралось небывалое за предыдущие годы число верующих, несмотря на то, что, по-прежнему, праздничная служба совершалась обновленческим духовенством. Только по официальным ГПУшным подсчетам, в этот день Задонск принял около десяти тысяч паломников. То самое упавшее дерево, объявленное знамением, было буквально по щепочкам растащено богомольцами. И, наконец, наступило время крестного хода...

Вот как вспоминала о событиях того дня мещанка из Задонска А. П. Артемова: «В момент, когда выносили угодника из собора, вдруг в полной тишине раздался крик: «Сейчас будут стрелять!» Моментально верующие с криками побежали от собора. Но сейчас же паника улеглась. Не прошло и минут десять, как опять раздались крики: «Едет автомобиль, сейчас будут давить!». Вновь верующие бросились врассыпную. Началась давка. Я упала, сына Тихона прикрыла телом. Некоторые бежали прямо по мне. Когда все улеглось и все убедились, что никакого автомобиля нет, верующие вернулись к собору».

Обошлось без жертв, праздник закончился благочинно, но ГПУ уже получило повод повнимательней присмотреться к религиозной жизни Задонска — ведь здесь имели место массовые беспорядки. Более того, бдительные чекисты, прибыв в Задонск, тут же на месте выявили «организованную при монастыре контрреволюционную группировку поставившую себе целью всемерное ослабление Советской власти и борьбу с Советской общественностью». Такое подпадало под части 10 и 11 статьи 58 Уголовного Кодекса. А потому 28 сентября 1929 года было возбуждено и принято к производству соответствующее уголовное дело.

Руководство монашеской общины Богородицкой обители и люди, наиболее к нему близкие, были обвинены в организации контрреволюционной группировки.

Последнему настоятелю Задонского Богородицкого монастыря, архимандриту Никандру, в ходе следствия припомнили, поставив в вину, все, что хоть сколько-нибудь могло оправдать привлечение мирных черноризцев к уголовной ответственности по политической статье: и сокрытие от властей трудов покойного архимандрита Тимолая, и помощь томящемуся в концлагере епископу Алексию (Бую), и смещение с ряда приходов священников из числа «обновленцев», и историю с упавшим деревом. Но главной радостью для чекистов стало обнаружение при обысках двух копий рукописного текста под заголовком «Что должен знать православный?».

Это вполне невинное с неполитизированной точки зрения, выдержанное в духе христианской догматики сочинение, было подвергнуто тщательному текстологическому исследованию, судя по одной из копий, до сегодняшнего дня сохраненных в старом уголовном деле. Несколько листов амбарной книги, убористо исписанных простым карандашом, буквально исчерканы жирными синими линиями, отметившими места, показавшиеся наиболее крамольными. Вот некоторые из выделенных строчек:

— Когда начальник бывает от Бога?

а) Тогда, когда он законно поставлен и творит дело Божие, т. е. следует благу народа и содействует ему в служении истинному Богу...

б) Когда сам начальник признает Бога и поклоняется Ему...

— Когда начальник бывает не от Бога ?

— Тогда, когда он не хочет знать истинного Бога и когда незаконно захватывает сию власть...

Вышеприведенные нехитрые истины, по принципу «на воре шапка горит», естественно, выглядели обличительными агитационными выпадами для представителей органов охраны той самой власти, что незаконно завладела правом управлять Россией в ноябре 1917-го и не только не признавала Бога, но и гнала следующих за Христом, лишь на словах содействуя благу народа, а на деле уничтожая его.

Вторым по значению явилось утверждение, что именно руководство бывшего Задонского Богородицкого монастыря было инициатором панических разговоров вызвавших сумятицу и давку во время празднования дня памяти святителя Тихона. В обосновании этой позиции елецкие чекисты сумели найти себе помощников из числа рядовых монахов не очень довольных своим положением и белого духовенства, видимо, очень дорожившего не только местом, но и свободой. Показания, полностью подтверждающие чекистскую версию обвинения, дали задонский священник Н. М. Кузьмин, монахи Е. А. Оскин, Е. А. Рогатовский, П. Г. Пивнев, С. Д. Меренков. Все они получили статус свидетелей и благополучно пережили следствие. А вот для «участников контрреволюционной группировки» следствие закончилось судом.

Дело «по обвинению гр-на Стурова Никиты Алексеевича и др. по ст. 58/10 и 58/11 УК» за № 2859 было рассмотрено на заседании Коллегии ОГПУ 26 декабря 1929 года.

Коллегия определила «заключить в концлагерь сроком на 10 лет каждого с конфискацией имущества доведением до трудовой нормы» Стурова Никиту Алексеевича (архимандрита Никандра), Михайлова Ивана Ивановича (священника Успенского собора г. Задонска), Стукалова Ивана Митрофановича (иеромонаха Иоанникия), Ермоленко Пантелеймона Николаевича (иеромонаха Пиония), Панина Николая Николаевича (игумена Нафанаила), Юркова Ивана Петровича (ктитора Никольской «монашеской» церкви), Вишневского Юлия Юльевича (дворянина, друга священника И. И. Михайлова).

А Шапошникова Татьяна Михайловна (ключарница, состоявшая при архимандрите Никандре), Ковшева Прасковья Ивановна (регентша Задонского Троице-Тихоновского «Скорбященского» монастыря), Щепкин Михаил Иванович (монастырский фельдшер, иеромонах Мануил), Дубинин Василий Григорьевич (иеродиакон Виктор), Артемов Тихон Петрович (священник прихода в селе Калабино), Фролов Илья Дмитриевич (иеродиакон Илларион), Бондаренко Петр Федорович (иеромонах Прокопий), Бакулин Александр Алексеевич (председатель церковного совета «монашеской» Никольской церкви), Нагавкина Мария Семеновна (монахиня Елецкого Знаменского женского монастыря) и Бобровская Александра Филипповна (монахиня Елецкого Знаменского женского монастыря) были осуждены к пятилетнему заключению в концлагерь каждый с конфискацией имущества доведением до трудовой нормы.

По пять лет концлагеря с заменой на ссылку в «Северный край» и конфискацией имущества «доведением до трудовой нормы» получили Мишин Евгений Дмитриевич (священник Успенского собора в Задонске), Бахтин Михаил Ильич (иеромонах Митрофаний), Бабенышева Зинаида Ивановна (монахиня Елецкого Знаменского женского монастыря).

Вот так, с осени 1929 года, прервалась история Задонского Богородицкого монастыря, начавшаяся около 1610 года.

Точка же в деле № 2859 была поставлена лишь 24 июня 1991 года, когда прокурор Липецкой области А. И. Комраков утвердил заключение о реабилитации невинно осужденных 26 декабря 1929 года.