«Ересь фармазонская»

«Ересь фармазонская»

Теперь Василий Иванович и близкие ему по Духовной настроенности люди, ищущие истинного благочестия, стали собираться вместе для чтения Священного Писания и святоотеческих книг. Они усердно посещали храм, говели, исповедовались и причащались Святых Христовых Тайн. Памятуя о том, что у христиан «все должно быть благопристойно» (1 Кор. 14, 40), сторонились увеселительных народных сборищ.

Излюбленным местом в Священном Писании становятся для Грязнова слова святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2,15-16). В то время Василий много страдал от нападений дьявольских, но побеждал демонские страхования, прибегая к опыту Святых Отцов, творения которых он постоянно читал.

Жизнь, проводимая в постоянном богомыслии, чтении слова Божия и святоотеческих писаний, породила в нем сильное религиозное чувство и любовь к ближним. В нем стала появляться старческая степенность.

Уже в то время Василий стал обнаруживать особые духовные дарования, знание вещей невидимых. Однажды он шел по полю и нашел узелок со сдобным пирогом. Принеся узелок домой, объявил, что в пироге содержится яд. И что же? Пирог бросили курам, и они, склевав его, подохли. Когда родители Грязнов жаловались на бедность, он утешал их, говоря: «Не скорби, мать, бочка золота катится и прикатится к нам скоро».

Святой праведный Василий был известен как противостарообрядческий миссионер. Подвижническая жизнь старца, его открытость, искренность, нелицемерная любовь к человеку привлекали к нему сердца многих раскольников, которые благодаря его духовно-нравственному влиянию воссоединились с Православной Церковью. Таких было до семи тысяч человек. Не будучи ни монахом, ни священником, ни пустынножителем, раб Божий Василий апостольски служил своим братьям во Христе. За это ему пришлось претерпеть немало скорбей и гонений от влиятельных купцов-староверов, насеявших Павловский Посад и его окрестности.

Местный купец-миллионер Широков, которого Василий Иванович обличал в тайной приверженности к расколу, стал распространять слухи о том, что Грязнов якобы опасный для православия еретик, щепотник и хлыст, рассуждает о религии, толкует о том, чего не знает, завлекает молодежь. Священник Павловский Воскресенской церкви в Павловском Посаде Матфей Александров, в приходе которого состояли родители Василия Ивановича, он сам, брат Никифор и сестры, с недоверием отнесся к духовным исканиям своих пасомых и склонен был поверить возведенной на них клевете. Сомнительным показались ему и их собрания, и даже «особенно тесное содружество и общение», которое они обнаруживали в разговорах при встрече. В 1845 году по наущению Широкова крестьянином Хреновым был сделан донос в Московскую тайную полицию о том, что в Павловском Посаде образовалась «секта под названием фармазонской».

Министр внутренних дел препроводил московскому гражданскому губернатору Ивану Григорьевичу Сенявину следующую выписку от 24 октября 1845 года: «Крестьянский сын Федор Кондратьев Петров, проживающий в Московской Губернии в деревне Кузнецах, показал, что в Вохне, недалеко от их деревни, завелась новая секта, которая называется фармазонскою». Возглавляет эту секту «какой-то старик в пуховой серой шляпе». В числе примкнувших упомянуты «деревни Евсевьево прихожане, в их числе Василий Иванов». В другом месте фигурируют жители Евсевьево «Иван Семенов с сыновьями Василием и Никифором».

В архивных документах говорится, что выйти из секты невозможно, так как «снимают лик с каждого вступившего», и если кто изменит, старик стреляет в портрет, и изменивший умирает. Вступивших в эту секту нельзя узнать, потому что они ходят в церковь и молятся, как православные.

В письме на имя Московского гражданского губернатора, Ивана Григорьевича Сенявина от 12 марта 1844 года сказано: «Что делается в их собраниях, то неизвестно. Они осень приметны по своему лицу, которое у них томно и безкровно, замечательна в них скрытность, хитрость, вкрадчивость, отвращение от брачной жизни, которое бывает едва ли с добрыми намерениями, потому что собрания их бывают из людей обоего пола».

По Высочайшему повелению было учинено следствие. В 1845 году из столицы приехали жандармский полковник князь Хилков, исправник, стряпчий и представитель от духовенства священник Антоний. По навету Хренова Василий Иванович был арестован. Его подвергли пыткам: выбили два зуба, учинили пролом головы.

Все обвиненные вместе с Грязновым в причастности к «фармазонской» ереси отвечали, что ни к какой секте не принадлежат, а являются чадами Православной Церкви.

Такие огульные обвинения в принадлежности к масонству (к тому времени запрещенному), были тогда не редкость, достаточно вспомнить испытание, которому подвергся Оптинский старец Лев и его духовные дочери. Это произошло в 1839-1841 годах, т. е. четырьмя годами раньше, чем арест Василия Ивановича. Налицо единое общественное веяние, за которым явственно проглядывают происки врага рода человеческого, не терпящего святости и воздвигающего гонения против праведников Божиих.

Некоторых своих духовных дочерей иеросхимонах Лев благословил поступить в Белевскую обитель под руководство старицы м. Анфии, которая возросла под его духовным руководством. Видя, что мать Анфия и приближенные к ней сестры преуспевают в молитвенной жизни, нерадивые монахини стали распространять слухи, будто мать Анфия исповедует какое-то «новое учение», принимает сестер на откровение помыслов и разрешает их именем старца Льва. Одна из сплетниц рассказала это на исповеди священнику обители о. Г., а тот, не разобравшись, в чем дело, донес епархиальному архиерею Преосвященному Дамаскину, что он открыл в Белевском девичьем монастыре ересь. К прискорбию, владыка поверил этой молве.

Узнав об этом, Оптинский старец Макарий послал ему письмо, где, в числе прочего, было написано: «К сердечному поему сожалению слышу о Вас, что Вы приняли ложное мнение и убедились в оном против батюшка о. Леонида, не только в худую сторону о жизни его, но даже и о вере, причитая к какой-то секте или ереси, чего я от Вас никак не ожидал... Очень немудрено, что враг вооружается на него за то, что он наставлениями своими восставляет многих к твердости в вере, к благочестивой жизни, к разрушению вражды между людьми бываемой. Всего этого враг ненавидит, и восставляет на него возносить хулы, мня его поколебать. Однако ж он, благодарю Божией хранимый, нимало не повреждается и не малодушествует от оных... Иеромонах Макарий. Января 24 января 1839 года».

Мать Анфию, как распространительницу «опасной ереси», вызвали в Тулу, и отдали на увещание игумений Тульского Успенского монастыря Клавдии. Перепуганная, как бы ей самой не подпасть гневу владыки, игуменья взялась за дело с рьяным усердием. Она начала осыпать старца Леонида ругательствами, утверждая, что он масон и увлекает невинных в погибель. Мать Анфия заметила, что не знает, что такое «масон», однако свидетельствует, что старец Лев — муж опытный в духовной жизни и учил их только монашескому пути, согласными с писаниями Отцов. «А что, давал ли он вам читать какие-нибудь книги?» — спросила игумения. «Да, — отвечала мать Анфия, — я и теперь читаю по его наставлению книгу аввы Дорофея, которая, по словам старцев, есть азбука монашеской жизни». О такой книге игуменья отродясь не слышала и удовлетворенно воскликнула: «Ну, так и есть масон, говорю вам, Вы, милая, впали в ересь, и если не раскаетесь, то погибнете...»

Игуменья Клавдия представила мать Анфию владыке как опасную, ни в чем не сознающуюся, нераскаянную еретичку. С нее сняли рясофор и выслали из Белевского монастыря. Вместе с ней выгнали девицу из дворян М. Н. С остальные относившиеся к матери Анфии остались в обители, но в сильном подозрении и под надзором.

Старцы отец Лев и отец Макарий, сами искушенные в скорбях, знали, как помогать искушаемым, и в течение двух лет поддерживали мать Анфию и единомысленных сестер отеческими письмами, объясняя им, как страшны козни лукавого, ненавидящего спасение души, что надобно со смирением терпеть их.

В 1840 году старца Льва перевели в другую келью, подальше от народа. Это было его четвертое и последнее перемещение. Все переселения отец Лев принимал без ропота. Прижимал к груди Владимирскую икону Божией матери, благословение своего духовного отца схимонаха Феодора, громко пел: «Достойно есть яко воистину» и шел на указанное ему новое место жительства. Послушники вслед за ним привычно несли книги, иконы, личные вещи батюшки. Епархиальное начальство запретило отцу Льву принимать посетителей. Поговаривали даже о том, чтобы сослать старца на Соловки. Мать Анфия и М. Н. С. не знали, где голову приклонить. Ни в одном монастыре их не принимали, как опасных еретичек. Скитаясь, мать Анфия приехала в Оптину пустынь как раз в то время, когда старец Лев был стеснен в приеме посетителей. Узнав о ее приезде, он воскликнул: «Хоть бы меч над головой моей висел, а Анфию принять нужно!» Как мог, он ободрил ее: «Потерпите Господа ради, и печаль ваша в радость приложится».

Наконец, за Белевских изгнанниц вступился Киевский митрополит Филарет и, что особенно важно для нас, Московский митрополит Филарет, почитавший святого праведного Василия Грязнова. Последний обратился к Преосвященному Дамаскину, и тот убедился, что был введен в заблуждение ревностью не по разуму Белевского духовника. 4 октября 1841 года обе изгнанницы вновь водворились в родной обители, а через неделю, И октября их духовный отец иеросхимонах Лев предал дух Господу.

Таким образом видим, что такие обвинения были в ту пору в порядке вещей. Горько терпеть несправедливость от своих же братьев по вере, но нельзя забывать, что именно так всегда действует враг. Ему важно поссорить близких по духу, стравить единомысленных церковных людей, поселить обиду в сердцах гонимых, жестокость в душах гонителей. Если мы вовремя поймем, кто в действительности главный виновник этих злоключений, все рано или поздно встанет на свои места.

В конце концов возведенное на Василия Ивановича Грязнова обвинение было опровергнуто.

Следствие пришло к выводу, что «он человек редкой добродетели, человек Божий и истинный христианин» (О. Я. Лабзина). Смущение, произведенное клеветой, изгладилось и дьявольское противление хотящим «благочестно жити» (2 Тим. 3, 12) было побеждено.