«Вторая лавра»

Николо-Пешношский монастырь.
«Вторая лавра».

В 1788 году строителем монастыря был определён Макарий, с чьим именем связана целая эпоха в жизни обители. Родился он в 1750 году в Рузе, в купеческой семье Космы и Евдокии Брюшковых. Во святом крещении был наречён Матфеем. Отроком был он отправлен в Москву для научения торговой премудрости. Но мирская жизнь тяготила духовно одарённого юношу. И семнадцати лет он поступил в Санаксарскую пустынь, близ города Темникова, настоятелем которой был знаменитый строитель Феодор (Ушаков). Самый славный представитель этой дворянской фамилии — великий флотоводец Феодор Ушаков, уже в наше время прославленный Церковью в лике святых.

Затем послушник перешёл в славную Введенскую Островскую пустынь Владимирской епархии, известную Афонским уставом, который ввёл её настоятель, старец Клеопа, воспитанник Святой Горы. Там послушник Матфей и принял монашеский постриг 2 мая 1779 года с именем Макария (в честь преподобного Макария Египетского). 26 декабря 1780 года был посвящен в иеродиакона, а на следующий год, 27 марта — в иеромонаха.

28 августа 1781 года строителем Пешноши назначен настоятель Введенской пустыни Игнатий. Он забрал с собой в Никольский монастырь отца Макария, который стал казначеем пешношским.

Грустно стало Макарию при виде здешнего упадка. С болью вспоминал он благословенную Введенскую пустынь и тосковал по ней. Но однажды, как рассказывали об этом пешношские старцы Григорий и Амфилохий, в тонком сне было ему видение. Явились преподобные Сергий Радонежский и Мефодий Пешношский и прорекли: «Не уходи отсюда! И здесь будет во всём изобилие».

Поражённый этим видением, Макарий переродился. Он стал трудиться на благо Пешноши с таким рвением, с каким никогда не подвизался.

Когда же строителя Игнатия перевели из Пешноши архимандритом в Тихвин, осиротевшая братия просила церковноначалие поставить им настоятелем отца казначея Макария, что и было сделано 3 апреля 1788 года.

Его успехам способствовали и весьма благоприятные перемены в епархиальном устройстве. Переяславская епархия была упразднена, и Николо-Пешношский монастырь вошёл в Московскую церковную область, в подчинение мудрому Митрополиту Платону (Левшину).

Первым делом, с которым новый строитель обратился к высокопреосвященному, была просьба вернуть из Переяславля пешношские вещи.

«Архипастырь представил о том Синоду, который и определил отдать всё, кроме отличных драгоценностей, кои велено было хранить в ризнице Чудова монастыря, что и исполнено было в том же году, и монастырь получил почти все свои вещи».

Сотрудничество отца Макария с благотворителем Алексеем Мокеевым оказалось не менее плодотворным, чем у предшественника. Благословясь у Дмитровского владыки Серапиона, прежде всего приступили к очистке обители от ветхих и уродливых зданий. Гостиницу вывели за стены, поместив её около въезда.

Обновилась Сретенская церковь: переделали и заново перекрыли её главу, после чего храм освятил владьжа Серапион.

Перестроены или отремонтированы братские и настоятельские кельи, уничтожены или переоборудованы многие хозяйственные помещения. Изменилась ограда: галерея и юго-западная башенка, а также восточные Красные ворота с двумя башенками разобраны. Вместо них построена юго-западная башня, «мерою и архитектурою подобная северо-западной башне», вторые ворота, близ Святых, заложены, и там устроена «палатка для хранения рыболовных вещей». Над заложенными Красными воротами устроили башенку с калиткой, ведущей к огородам. У въезжих ворот снаружи выстроили две кельи для привратников.

Преображенская церковь получила новый иконостас и образа. «Всё это, в продолжение двух лет (1788 — 1790), устроено иждивением Мокеева, с помощию рабочих людей графини Анны Родионовны Чернышовой».

Алексей Григорьевич Мокеев скончался в обители 13 марта 1792 года, на 72 году от рождения, оставив по себе благоговейно сохраняемую память... И дело, им свершённое, не прекратилось. На смену ему, привлечённые благодатью и молитвенным устройством монастыря, явились новые жертвователи.

В 1792 году в храме Сретения Господня «на левой стороне, в симметрию с алтарём этой церкви, устроен другой». Придел освятили в честь праздника Богоявления. Значит, память о храме «Богоявления иже под колоколы» сохранилась. Церковь в колокольне упразднили, но престол перенесли в соседний храм.

Годом позже братская трапеза переделана по новому плану. На звоннице воздвигли третий ярус, так что архитектурный образ обители получил ещё одну ярко выраженную вертикаль. Эти работы сделаны усердием московского купца Семёна Прокофьева; они обошлись благотворителю в 30 тысяч рублей.

Соборная паперть также была заново перекрыта тщанием майора Платона Ивановича Орлова.

Преобразились и окрестности монастыря. В 1794 году перестроена Соколовская мельница на Сестре. С запада, между обителью и Яхромой вырыты два больших пруда «с водосточными трубами». С помощью водоотводных канав осушена влажность в низменных местах. В 1795 году, в селе Рогачёве, вместо 20 сгоревших лавок и часовенки построена новая часовня. Теперь Пешношу было не стыдно показать. Митрополит Платон, снисходя к просьбам настоятеля, решил посетить Пешношский монастырь. Благоустройство обители поразило высокопреосвященного. Митрополит пробыл здесь несколько дней. Он «был изумлён хорошим порядком, чиноположением, хозяйством, чистотою, братскою трапезою и прочим. Не оставлен ни один угол без осмотрения, он входил даже на высокую колокольню, откуда обозревал окрестности монастыря, и сходя потом вниз, сказал следовавшему за ним архимандриту Ираклию: «Пешноша в моей епархии — вторая Лавра».

Слава о Пешношском монастыре разнеслась по всей России. Владьжа Платон ставил нашего Макария в пример другим настоятелям. В эту пору особенно заметным становится духовное «донорство» дмитровской земли.

Например, игумен Кирилле-Новоезерского монастыря Феофан, приехав к Макарию, просил у него пешношский чин и нескольких братии для помощи в заведении общежития. Пешношский настоятель состоял в духовном общении и переписке с архимандритом Молдаво-Влахийского Нямецкого монастыря старцем Паисием. Тот даже прислал в подарок Макарию посох, как вещественный знак этой замечательной дружбы.

1 февраля 1795 года высокопреосвященный Платон приказал Макарию переменить строителя Оптиной пустыни, и поставить на его место того, кого сочтёт нужным; также ему было указано посещать эту пустынь и следить за её улучшением. Сегодня имя Оптиной известно каждому православному россиянину, а ведь начало её расцвета было положено на Пешноше!

В 1796 и 1797 годах Митрополит повелел, чтобы все церковные сооружения в Рогачёве, Ведерниках, и Медведевой пустыни устраивались под наблюдением пешношского строителя Макария.

В 1798 году братия Давыдовой пустыни просила завести у неё «всё то, что на Пешноше». Митрополит благословил: «Предписать Пешношскому строителю, чтобы он в Давыдовой пустыни завёл такое же общество, какое и в Оптином монастыре, и на каком основании, о том бы нам представил».

Начинался XIX век; дух казёнщины торжествовал. Павел I ненавидел свою мать, но, взойдя на престол, продолжил её политику порабощения Церкви. Последняя уездная епархия (теперь кафедра полагалась только губернскому городу) была закрыта в Коломне в 1799 году. Как ни старался её уберечь Митрополит Платон (Аевшин), епархию всё же закрыли и перевели в Тулу.

В Архиерейском доме планировалось разместить казармы кавалерийского полка. Чтобы не допустить поругания святыни, высокопреосвященнейший срочно перевёл в Коломенский кремль, в бывший дворец епископа, братию пригородного Голутвина монастыря. Так был основан Троицкий Ново-Голутвин монастырь. А Богоявленский монастырь, теперь уже Старо-Голутвин монастырь, опустел...

Болело сердце владыки о любимой Коломне. Надо было спасать древнюю святыню, основанную самим Сергием Радонежским. Митрополит отправил следующее поручение:

«Отцу строителю Пешношскому Макарию. Отправиться вам в Коломну, с иеромонахом Самуилом, осмотреть Голутвин упразднённый монастырь и заштатный Бобренев монастырь, все оных церкви, и утварь, и кельи, и службы всякие, и всё до последней вещи; в чём вам не только дозволить, но и показать и угостить должен голутвинский отец архимандрит, по силе сего нашего предписания. При чём даётся вам ведомость Бобреневу монастырю, утвари и строению, угодьям, и земли и доходам, и какие в нём послушания. И всё приметив, по возвращении донесть нам. Платон, Митрополит Московский».

Вскоре после того, как поручение было исполнено, иеромонах Самуил был назначен строителем объединённого Бобренево-Голутвина монастыря, а новую братию составили пешношские насельники.

Митрополит Платон в этом же году предложил Макарию смотреть за устроением Покровского монастыря в Москве и серпуховского Владычного монастыря. Но отец строитель, изнемогающий от многих забот, упросил владыку избавить его от этого неподъёмного бремени.

21 августа 1800 года Платон, Митрополит Московский и Коломенский, в уважение многих трудов, даровал ревностному труженику особое отличие:

«Для почести Пешношской обители и в вознаграждение за устроение оныя и введение доброго порядка, строителю тоя обители, иеромонаху Макарию, благословляется носить в служении набедренник и ходить с посохом преподобного Мефодия Пешношского, не в пример будущим по нём строителям».

Начало нового столетия ознаменовалось весьма заметным в истории монастыря событием.

Макария очень удручало малое число братии. Как мы помним, монашествующих было всего шесть человек, да ещё строитель. Для «второй Лавры» это было совсем немного, тем более, что Пешноше приходилось постоянно отправлять монахов на устройство общежития в других обителях. Отец строитель дерзнул просить нового монарха об увеличении братии.

Александр I Благословенный предложил Священному Синоду:

«Снисходя на прошение, принесённое нам московское епархии Николаевского Пешношского заштатного монастыря строителя, иеромонаха Макария, всемилостивейшее дозволяем число монашествующих в сей обители умножить до тридцати человек, на том положении, на коем ныне оный монастырь состоит».

Это решение способствовало дальнейшему расцвету.

В 1803 году перестроен казначейский корпус между Преображенской церковью и больничной церковью; монастырь получил ещё 16 келий.

Годом позже при гостинице выстроены два флигеля, сюда же перенесена была деревянная келья приснопамятного Алексея Григорьевича Мокеева.

В том же 1804 году, 24 октября, Митрополит Платон дал новое поручение: «строителю Пешношскому выбрать иеромонаха для управления московским Сретенским монастырём». Никто из братьев не хотел расставаться с благословенной Пешношей, и Макарий смиренно просил владыку отложить эту мысль. Но Митрополит был непреклонен:

«Я не могу отстать от своего намерения и желания, и уповаю, что строитель оное исполнит, потщится к пользе общей».

Тут уж ничего не поделаешь. Макарий лично составил правила для Сретенского монастыря, которые и были одобрены Митрополитом.

В 1805 году, когда прихожане бывшей Медведевой пустыни обратились к владыке с просьбой назначить к ним священника, Платон определил:

«Сию Медведеву пустынь и с приходом и с землёю мы препоручаем в ведомство Пешношского монастыря и строителю его, коему изыскать священника, который бы служил и зависел бы от Пешношского монастыря: и на каком основании попу быть, строитель нам представит». На следующий год в ведение обители перешла и Медведевская богадельня.

И вот, наконец, пришёл черёд собора. Храм святителя Николая казался тесен. Чтобы расширить здание, разобрали его западную стену, оставив её часть в виде столбов, держащих свод. Соорудили новую стену и новую паперть. Пристройки были сделаны в модном тогда стиле псевдоготики. Приземистые стены, готические арки, рустованные колонны — всё это придало зданию тяжеловесную суровость, подчёркнутую восстановленным пятиглавием.

Работы обошлись в 11 с половиной тысяч рублей, из которых 5000 пожертвовал надворный советник Николай Павлович Юшков.

Причём храмостроением дело не ограничилось; одновременно делались пристройки в архиерейских покоях.

9 августа 1806 года Макарий возведён в сан архимандрита дмитровского Борисоглебского монастыря, но Пешноша осталась за ним. Митрополит Платон определил так:

«Пешношскому строителю Макарию быть по-прежнему настоятелем Пешношского монастыря, дабы заведённое им благоустройство в том монастыре было ненарушимо, и пребывать ему в том и другом монастыре по временам, как и когда нужда и польза монастырей тех потребуют; а для лучшего в Пешношском монастыре порядка, быть в нём наместнику, коего ему выбрать и представить нам, дабы он, наместник, монастырём управлял под его распоряжением и наставлением».

Наместником назначили иеромонаха Иакова.

Ни почётное и в то же время обременительное звание, ни старость не уменьшили рвения настоятеля.

В 1808 году был украшен собор: вокруг четырёх его столпов установили четыре киота. Над ними трудились «собственные монастырские мастера, рясофорный монах Григорий и послушник Александр Васильев с помощию присланного резчика и под присмотром послушника Василья Степанова)».

Тогда же переделаны кельи под архиерейскими и настоятельскими покоями.

Именно в последние годы настоятельства архимандрита Макария монастырь превратился в большую строительную площадку. В 1809 году выстроен двухэтажный флигель на восемь келий, несколько отступя от трапезного корпуса, который предполагалось расширить впоследствии.

Спустя год за оградой выстроили конный двор, а в самом монастыре сделали на восточной стороне ещё один 8-келейный флигель вместо разобранной башенки. Вместо деревянной просфорни у въездных ворот сделана каменная стена с дополнительными воротами.

Варсонофьевский будничный колокол перелит с добавкою новой меди, так что получился новый — в 75 пудов.

Предстояло ещё одно важное дело — основание больничной монастырской церкви. Но в самый день закладки храма архимандрит Макарий скончался, 31 мая 1811 года, в схиме, оставив по себе благодарную память.

Двадцать три года он бессменно управлял обителью, которая поистине стала его великолепным надгробием, прекрасным венцом непрестанных трудов. Личность Макария была исполнена необыкновенной привлекательности, благодаря его усердию монастырь обогатился новыми вкладами, драгоценной утварью, прекрасной архитектурой. «Историческое описание» свидетельствует:

«Неусыпный в монашеских подвигах, он не имел никакой собственности, но всё делил с братиею... Вид и черты лица его казались суровыми, но сердце и душа исполнены были отеческою любовию. Он всех принимал с скромною приветливостью; его сердечная простота, соединённая с духовною мудростию, невольно вселяла уважение. Быв милостив и сострадателен к бедным, он был и примером добродетелей для братии и для самих пустынников. После этого неудивительно и необыкновенное к нему благоволение и доверенность архипастыря, известного своим искусством различать людей и отдавать им истинную цену... Любя уединенную жизнь, он, когда находил себя свободным от управления монастырём, удалялся в пустыню, в глубину лесов, и проживал в устроенных там келлиях по нескольку недель».

И не только Пешношский монастырь оплакивал своего настоятеля, но целый сонм русских святынь. Оптин монастырь, Давидова пустынь, Берлюковская пустынь, Екатерининская пустынь и Медведева пустынь, Бобренево-Голутвинский монастырь, московский Сретенский монастырь и другие обители находились под его попечением, были им преобразованы и окормляемы!

Великий светильник угас! Но свет Пешношской жемчужины, «второй Лавры», продолжал сиять многие десятилетия спустя после его кончины.