История Вифанской Общины Воскресения Христова

Дата публикации или обновления 01.02.2021
  • К оглавлению: Гефсиманская обитель.
  • Гефсиманская обитель.
    История Вифанской Общины Воскресения Христова.

    Летом 1929 года на Святую Землю приезжает русская женщина Валентина Николаевна Цветкова. Приезжает из Ниццы, где в ту пору проживало множество русских эмигрантов- одиноких и, как тогда представлялось, ищущих взамен утраченной родины надежного, но временного пристанища. И по обстоятельствам тех лет судьба этой женщины казалась типичной для особы ее круга. Было ли так оно и на самом деле?

    Родилась Валентина в Москве, 2 января 1889 года, в день памяти преп. Серафима Саровского. Будучи дочерью директора Государственного банка России, впоследствии ставшего директором одного из крупнейших частных банков, видного церковно-общественного деятеля и благотворителя Николая Алексеевича Цветкова, девочка получила превосходное образование и полноценное христианское воспитание. Ее духовной колыбелью, как она сама любила говорить, был Кремль, с его старинными храмами, а духовным отцом - владыка Арсений (Жадановский). В юности Валентина совершила паломничество в Оптину Пустынь, где посетила старца Анатолия. На вопрос, к кому же ей за советом духовным обратиться, старец сказал: «Пошто приехала ко мне?! У вас в Москве великий муж есть, высокий архиерей в Чудовом монастыре живущий, - владыка Арсений. Его и слушайте, он богомудрый!»

    Владыка Арсений оказался мудрым духовным наставником. И благословил Валентину уже в ранней юности на путь миссионерства и монашества, предсказав ей будущее расставание с Россией и долголетнее служение Православию в святом Иерусалиме.

    Старчество — дневниковые записи мон. Сергии, 1937 (в миру Мария Николаевна Юрьева, старшая сестра Валентины, ум. 1973).

    В 12-м году летом Владыко приезжал к нам в имение, где у нас был большой дом и на самом верху отец мой мечтал сделать домовую церковь. Лелея эту мысль, он построил такую комнату, где легко можно было отделить алтарь. Им собирались иконы и церковная утварь. Церковь как бы покрывала собою весь дом. Показывая старцу помещение и говоря с радостью о своей мечте, мои отец и сестра, стоявшая тут же, увидели скорбное лицо владыки и слезы... На вопрос, возможно ли это, он ответил: «Пути Господни неисповедимы, все в воле Божией». Мечта осталась мечтой. /.. ./ Где теперь Владыко, не знаю.

    Новые мученики Российские, 1949

    Владыка Арсений (Жадановский), епископ Серпуховский, викарий Московской епархии /.../Начиная с 1917 года, вследствие тягчайших церковных переживаний, вынужден был отстраниться от официального служения церкви Христовой. В 1929 г. арестован, после чего тюрьма и ссылка на Соловки. В июне 1934 года перемещен на материк, в концлагерь «Медрога». В ночь на 30 июня 1935 года расстрелян, а с ним еще 9 человек. Трупы сброшены в общую могилу и засыпаны хлоруглеродной известью.


    По соседству с Чудовым монастырем, в котором обитал владыка Арсений, находился и Николаевский дворец, где жила в то время Вел. княгиня Елисавета Федоровна. От взрослых Валентине нередко доводилось слышать об этой удивительной женщине, почитаемой многими москвичами за «ангела-хранителя». Саму же Вел. княгиню Валентина впервые увидела на открытии мужской Медведниковской гимназии, которую основал в Москве ее отец, Николай Алексеевич Цветков, на средства и по поручению богатых сибирских купцов-золотопромышленников. Тогда же внимание на девочку обратила и Елисавета Федоровна, выделив ее среди прочих детей.

    Между ними установился контакт, должно быть, и определивший дальнейшую судьбу Валентины.

    Вскоре после знакомства с Вел. княгиней Валентина получила от нее ко дню своего шестнадцатилетия поздравление и портретную фотографию. В письме к девушке Елисавета Федоровна писала, что, вступив в сознательный возраст, человек вступает в жизнь и ему дается возможность самому избрать свой жизненный путь. Путей много, но счастье обретается лишь в евангельской любви к Богу, к людям.

    С началом русско-японской войны Вел. княгиня устроила в большом Кремлевском дворце склад и мастерские для фронтовых нужд и помощи раненым, где трудилась сама и своим примером привлекала многих. Любая москвичка, независимо от социального положения и возраста, в любое время могла прийти во дворец, чтобы потрудиться там во славу Божию и в помощь ближнему.

    Приходила и Валентина, что всегда радовало Вел. княгиню. Так у девушки появилась возможность наблюдать истинную устремленность Елисаветы Федоровны, ее христианские добродетели. Втайне Валентина мечтала о ее покровительстве. Вскоре после коммунистической революции, старец Аристоклий, духовный отец матери Валентины, Лидии Александровны Цветковой (урожд. Трубниковой), за десять дней до своей кончины, а именно 6 августа 1918 года, повторил девушке предначертанье владыки Арсения - расставание с родиной и долгую жизнь в Палестине: «Богом дана тебе способность говорить и писать о том, что полезно для души, особенно в наши времена. И исполнится твое стремление к монашеству, но только далеко отсюда /.../ Там Святая Земля, там много дел будет ».

    Из рассказов инок. Елены (с 1934 г. в обители, ум. 2002), Гефсимания 1994

    Матушка Варвара, уже когда игуменией стала, поведала нам одну историю, как однажды она с какой-то важной игуменией Еленой вместе к старцу ходили. Кажется, имя старца Анатолия называла. Так вот, заходят они к нему в келью, благословляются, а после чего он усаживает игумению на табурет, а нашу Валентину на высокий стул. Тогда смотрит-смотрит на Валентину и говорит келейнику: «Низко сидит, принесите подушку». - Тот принес, а старец опять недоволен - все еще низко сидит Валентина, и посему вторую подушку от келейника просит. Тот принес. Сидит теперь Валентина уже на двух подушках. Смотрит старец: «Вот теперь хорошо!»

    Тогда игумения не выдержала и говорит:«Батюшка, да что ж это такое Вы со мной делаете?! Игумения я как-никак. 500 монахинь у меня!... » А он ей: «Э-э-э, миленькая, да Вы же и не знаете, где она жить-то будет! И на каком высоком месте!» И тут же к Валентине: «Поедешь далеко-далеко». - «Куда, батюшка ?» - «Да в Палестину. И очень это хорошо, что ты по-иностранному говорить умеешь, потому что там, где жить будешь, монастырь снерусской игуменией». - «Так ведь папа в тюрьме, как же мы уедем?! »- «И папу выпустят и вас из Москвы не выгонят, а так вот выпустят (и сделал жест руками, как бы птичку из клетки на волю выпустил). А куда уедешь, там школа будет».- «Ой, батюшка, а я школу не люблю».-«Полюбишь. Она же для православных детишек. Никто о них бедных, кроме Бога, ведь и не подумает!»

    Мон. Сергия, Старчество

    Иеросхимонах Аристоклий - афонец, но по благословению настоятеля Пантелеймоновского монастыря был назначен настоятелем подворья того же монастыря в Москве и прожил там сорок с лишним лет. Обладал от Бога даром исцелять бесноватых и к нему в часовню подворья приводили таких несчастных больных, бившихся в припадках. Потом этих больных водили к нему уже в домовую церковь на Якиманке, где он их отчитывал.


    Пророчество обоих богомудрых мужей - старца Аристоклия и владыки Арсения - исполнилось: находившегося в тюремном заключении Николая Алексеевича внезапно выпускают на свободу, преследования семьи со стороны большевиков прекращаются, и через какое-то время Цветковых уведомляют о возможности беспрепятственного выезда за границу. Однако решиться на этот шаг чрезвычайно трудно, поэтому семья с отъездом оттягивает. Еще теплится надежда, что революция эта, совершенная руками безбожников, есть не что иное, как чудовищное, но временное недоразумение. И что русские люди, которых враг втянул в круговорот редчайших злодеяний, помрачив при этом их сознание, вот-вот опомнятся, придут в себя и покаются... Однако все последующие события в России развиваются далеко не в сторону общественного покаяния, а как раз наоборот - безнаказанность преступлений все более разжигает низменные страсти и инстинкты отпавших от Бога людей. И посему особенно ожесточаются преследования церкви, священнослужителей и самих верующих. Цветковы принимают решение эмигрировать и в 1922 году, в праздник Воздвижения покидают Россию. Валентине на тот момент уже исполнилось 33 года.

    Приехав в Германию и пробыв в ней три месяца, они переезжают во Францию, в Ниццу, где к тому времени уже сложилась большая русская колония. Наступают тягостные дни изгнания, каждый из которых непременно приносит печальное известие с родины. В своей семье, где молились много и искренне, Валентина всегда слыла самой большой молитвенницей (из воспоминаний ее сестры, монахини Сергии). Теперь же к молитвам добавилось моление о спасении России и об упокоении душ великого множества российских новомучеников, в числе которых оказалась и Вел. княгиня Елисавета Федоровна, убиенная в Алапаевске и упокоенная в храме св. равноап. Марии Магдалины в Иерусалиме. Покинув Россию физически, Валентина продолжала жить в ней душой.

    Обветшалая тетрадь в линейку. На обложке - В. Н. Цветкова, 1924 год. Ницца С внутренней стороны - ЛЕПЕСТКИ. Мысли, настроения, выписки. Первая запись: 1924 г. Любовь всех роднит и объединяет. Слова еп. Арсения Серпуховск. И последняя: 1933 г. В советской России люди обезумели и от голода бросаются друг на друга и впадают в ... людоедство. (Чудовищно. Жутко.) За рубежом сов. России люди бросаются друг на друга - терзают, морально добивают. Душегубство. (Безбожно.) Воскресни, Боже - суди земли!


    Тетрадь эта - поразительный по искренности и глубине чувств документ того времени - исписана живыми воспоминаниями, вывезенными Валентиной Николаевной из России, в переплете анализа и осмысления тягостного и полуодинокого проживания русских на чужбине. Там же множество выписок и высказываний известных и безымянных личностей о Боге, Любви, Вере, Надежде: «Надо умереть с улыбкой», - сказала больная старушка в St. Poin'ской больнице или «Вся наша жизнь должна превратиться в молитву» (она же)» - запись 1924 года.

    Всем сердцем болела Валентина за своих соплеменников, вынужденно и в огромном числе живших в зарубежном рассеянии. Да и ее собственная душа тоже требовала неизмеримо большего, нежели могли ей дать чужая земля и чужие люди. Истинная трагедия русских эмигрантов крылась в одиночестве духовном.

    Лепестки, 1926

    Куда пойду? К кому прибегну со скорбями моими, с недоумением? /.../ Тяжелый крест - сиротство духовное. Плачет горько сирота такая на распутице жизненной; зовет она своего наставника и блюстителя бедной души своей, но теряется голос ее скорбный в сумраке и бредет она дальше поникшая и думает - Куда я пойду? К кому прибегну со скорбями моими за помощью, за назиданием? И плачет, плачет, плачет. /.../ Поспеши, Господи! Бредешь, спотыкаешься, падаешь, вновь поднимаешься. /.../ Дышать тяжело, а отдохнуть некогда. Надо брести и брести. Надо спешить, все впереди...


    По кончине Вел. князя Николая Николаевича в 1928 году, во Францию на похороны приезжает митрополит Анастасий (Грибановский), которого Цветковы знали еще по Москве. Учитывая настроения Валентины и ее тяготение к монашеству, митрополит предлагает ей переселиться на Святую Землю, в Иерусалим: «Там сейчас особенно много работы и посему особенно важно быть». От него Валентина узнает о бедственном положении русских обителей в Палестине и о последствиях землетрясения 1927 года, принесшим и без того изнуренным от голода и бедствий монахиням Елеонского монастыря еще новые страдания и заботы. Валентина в раздумьях и, конечно же, в этом контексте ей вспоминается и благословение на монашество московского владыки Арсения и предвидение старца Аристоклия - «там Святая Земля, там много дел будет».

    За раздумьями приходит и решение - нужно ехать на Святую Землю. И кроме того, наконец-то она перестанет быть эмигрантом, поскольку эта категория людей на Святой Земле отсутствует. Но тяжко болен отец и по уходу за ним матери одной не справиться. Валентина Николаевна извещает об этом владыку, на что тот отвечает: «На все воля Божия». Весной 1929 года, после смерти отца, она, уже в 40-летнем возрасте, принимает предложение владыки Анастасия потрудиться на Святой Земле и совместно с Еленой Михайловной Крестохович (скончалась монахиней Иоанной в Елеонском монастыре в Иерусалиме) предпринимает попытку получить визу на въезд в Палестину, что в действительности оказывается делом весьма непростым.

    Из переписки В. Н. Цветковой с сестрами Еленой и Анастасией Гире (впоследствии монахини Екатерина и Агния), Ницца-Париж, 1929 год

    /.../ Знаете ли, я скоро думаю покинуть Ниццу. Может, на некоторое лишь время, а может, и совсем. Ах - если бы вы только знали, что в думах моих теперь. О чем главное мечтаю?! О, если бы помог в этом всемилостивый Господь и пречистая Матерь Его! Если Ему это угодно, то мечты могут стать действительностью. Дальше - молчу. Думаю, что не увидимся мы теперь долго, т. к. мой отъезд в Иерусалим уже окончательно вырешился. Теперь что-то иное, новое начнется. Что-то ждет меня там?! Не знаю, что найду и встречу, Бог явно споспешествует моему переселению туда. Владыка Анастасий пишет, что зная меня, нисколько не сомневается, что Св. Земля станет для меня второй Родиной. - Меня одно это уже радует, т. к. никогда и нигде иначе не утешусь я без России нашей дорогой.


    По приезде в Иерусалим владыка Анастасий определяет Валентину и Елену в Елеонский монастырь, где они трудятся на всевозможных послушаниях. Через три месяца Валентину одевают в рясофор и определяют ей уже конкретные послушания - надзор за русским Гефсиманским участком и «царским «храмом св. равноап. Марии Магдалины, устройство огородов и благоустройство территории, прием паломников и гостей, а кроме того, организацию оказания необходимых почестей упокоенным в храме новомученицам российским -Вел. княгине Елисавете Федоровне и ее келейнице Варваре. Так пути Господни опять выводят Валентину в непосредственную близость к ее «ангелу-хранителю».

    Сестра Валентина поселяется в помещении под храмом (нынешняя трапезная), где еще со времен Первой мировой войны жили какие-то «неспокойные души». Было шумно и неудобно. И сами времена были трудными. Палестина находилась тогда под английским мандатом и, по счастью, Верховный комиссар Палестины, сэр Алан Каннингам, питая особое уважение и расположение лично к митрополиту Анастасию, старался по возможности помогать нашим обителям на Святой Земле. Во всяком случае, не усугублять их и без того трагическое положение. Вскоре в Гефсимании появляется небольшая книжица в красивом шелковом переплете, где паломники и посетители оставляют на память свои имена, пожелания, чувства. Первая запись сделана 8 января 1930 года - храм св. Марии Магдалины посетил тогда русский хор «Баян», оставив 13 подписей, 9 из которых разборчивы - Василий Орлов, Василий Тихонович Мальцев, С. Михайлов, И. Сысоев, Влад. Емельянов, Леонид Кесарев, Иоанн Попов, Павел Шейн, Александр Попов. Вслед за ними размашистые росписи из Лондона, Тринидата-Тобаго и тогда уже буковка к буковке - «Работал за молитву М. Петр». География подписей разнообразна - Америка, Канада, Австралия, Швеция, Югославия, Египет, Германия, Румыния, Албания. Но только не Россия. Латиницей и кириллицей расписывались принцы и принцессы, донские казаки и профессора, послы, епископы, ученые и простые не титулованные люди. Русскую Гефсиманию посещали «короли и убогие», как вспоминала потом сестра Валентина.

    (запись по-сербски)

    Сегодня в моей жизни наисчастливейший день. Господь сподобил Литургии на месте Его божественной молитвы и на месте почивающих святых останков Великомученицы и Праведницы Елисаветы Федоровны. Слава Богу за все и да будет Его святая воля. Недостойный и убогий раб, архим. Нестор. 27/ХП-ЗЗ г.


    Посетителями и паломниками делались общепринятые пожертвования на храм, но в целом, средства, которыми, начиная с 1914 года, Русская Духовная Миссия располагала на содержание своих людей и владений, были ничтожно малы. Люди выбивались из последних сил, дабы удержать свою автономию, что означало сохранение земельных участков и церковного имущества, принадлежавшего России. И по этой причине гефсиманским сестрам приходилось жить в большой тесноте и неудобствах, а помещения, пригодные для жилья, сдавать внаем состоятельным людям. Помимо того, что Гефсимания привлекала тишиной и близостью к старому городу, она манила к себе и таинственностью своего Гефсиманского сада. Другими словами, «нижний» и «верхний» домики, уже известные нам по истории русского участка, никогда не пустовали и приносили хотя и скромный, но постоянный доход в церковную казну.

    В Палестине тогда было много иностранцев, особенно англичан, и с. Валентина, владея, как английским, французским и немецким языками, так и манерами русского гостеприимства, легко устанавливала хорошие контакты с инославными посетителями. В начале 1932 года «верхний капустинский » домик сняла одна состоятельная англичанка, а в мае того же года известила с. Валентину, что уезжает из Иерусалима на три месяца, в течение которых по ее рекомендации в домике станут проживать две англиканские монахини родом из Шотландии, миссионерки, приехавшие на поклон Святой Земле, но направлявшиеся дальше в Индию. Одна из них, с гордостью сообщила дама, уже организовала там свой «молитвенный дом» и теперь едет продолжать начатое ею дело. К сообщению этому с. Валентина отнеслась без должного восторга. Оно и понятно, поскольку сам факт, что в Русской Гефсимании поселятся инославные монахини, да к тому же еще и ревностные англиканские миссионерки, не мог не обеспокоить ее. И когда она впервые увидела их, одетых в голубое и в столь причудливых на ее взгляд головных уборах, так и совсем разволновалась. Но выхода другого небыло.Это был вынужденный компромисс, обусловленный необходимостью выживания Русского Православия на Святой Земле.

    Одну из монахинь звали Стелла, другую - Катрин-Фрэнсис. По счастью, их пребывание в Гефсимании протекало почти незаметно, но по прошествии трех месяцев возвратилась изначальная съемщица «капустинского» домика, и с благословения владыки Анастасия обеим монахиням было предложено перебраться в нижнюю постройку. Те перебрались, а с. Валентина приуныла еще сильнее. Однажды при встрече с монахиней Катрин та робко поинтересовалась, отчего русская сестра постоянно грустит, на что услышала: «Отдаю Господу свою великую скорбь по России». А через какое-то время в саду на скамейке под деревом она и сестра Стелла проговорили до трех часов утра. Выяснилось, что о России и о русском православии у англиканских сестер было весьма смутное представление. За одним лишь исключением, что когда-то с. Стелла прочитала крошечную брошюру об убиенной коммунистическими безбожниками русской княгине Елисавете, внучке английской королевы Виктории. Это были воспоминания графини Олсуфьевой, написанные ею по-английски и опубликованные в Лондоне (С. A. Olsouffiev, Grand Dushess, London 1922).

    Светлый образ Вел. княгини, основательницы Марфо-Мариинского делания в Москве, настолько поразил воображение с. Стеллы, что был ею взят за образец истинного служения милосердию, с целью которого она повторно и направлялась в Индию, бывшую тогда английской колонией. И можно только догадываться, насколько же она была поражена, узнав, что останки убиенной русской княгини Елисаветы покоятся в Гефсиманском саду, под храмом св. Марии Магдалины, всего лишь в нескольких метрах от места, где они живут. Выяснилось, что и евангельская Вифания, и сестры Марфа и Мария, полюбились с. Стелле уже с юности, что в конечном итоге определило ее жизненный путь. Рассказала она и о своей миссионерской деятельности в Индии и о создании там уголка по подобию евангельской Вифании. И в порыве полного откровения призналась с. Валентине, что как-то еще в Лондоне было ей во сне необычное видение: большой камень с непонятными начертаниями.

    По пробуждении своем она, как это ни странно, но смогла воспроизвести все знаки. Надпись на камне оказалась греческой - анастасиос, что означает ВОСКРЕСЕНИЕ). И теперь, когда она здесь, в Русской Гефсимании, и русского епископа, который так сердечен и внимателен к ним, зовут Анастасий, она все чаще и чаще задумывается над тем, что могло бы означать тогдашнее ее сновидение.

    С того утра обе монахини-англиканки стали ежедневно заходить в храм св. Марии Магдалины и посещать богослужения. Это сблизило их с инокиней Валентиной и с владыкой Анастасием. Сестры пленились красотой Православия, но при этом и столкнулись со всеми трудностями, выпавшими на его долю в Палестине.

    Посетив в очередной раз Вифанию, столь желанный их сердцу уголок, они удручились той разрухой и запустением, которые царили на русском участке, оккупированном во время Первой мировой войны турецкой кавалерией. Впрочем, вся Вифания того времени была местом страшного запустения и бедности, что определялось видом ее жилищ, жителей и, особенно, детей. Тогда сестер Стеллу и Катрин посетила мысль отложить поездку в Индию и задержаться в Палестине, поскольку в помощи теперь уже нуждалась сама евангельская Вифания. Возникло желание помочь этим искренне верующим и неимущим русским людям в обустройстве вифанских руин и в создании там обители с благотворительной работой для местного населения - в память гостеприимства Марфы и Марии к Иисусу. С предложением своим они обратились к владыке Анастасию, на что тот коротко и ясно ответил: «Достаньте деньги, а я помогу с рабочими». И тогда все денежные средства, которыми сестры располагали на тот момент, тут же были отданы на благое дело. А владыка послал своих миссийских, в том числе и священнослужителей, на восстановительные работы, которые велись под руководством архим. Серафима (Седова). Так началось бескорыстное сотрудничество инославных монахинь Стеллы Робинсон и Катрин Спрот с Русской Духовной Миссией в Палестине.

    Восстановительные работы в Вифании продвигались успешно. Обе шотландки, будучи родом из влиятельных семейств с хорошей родословной и репутацией, тут же заручились поддержкой английских властей в Палестине, что в значительной степени распространилось и на Русскую Духовную Миссию. Власти, по мере возможностей, стали содействовать русским в их деятельности в Вифании. Большую роль сыграло и то, что усыпальницей внучки английской королевы Виктории и сестры супруги последнего русского царя, Вел. княгини Елисаветы Федоровны, стала церковь св. Марии Магдалины в Русской Гефсимании, на чем с. Стелла своевременно сделала акцент. И сложилась удивительная ситуация: личные симпатии и покровительство двух англиканских монахинь, сочувствовавших отверженной русской церкви, повлекли за собой правовое покровительство со стороны целой державы, которую те представляли. И в какой-то степени смягчилось у русских людей, проживавших тогда в Палестине, до боли обостренное чувство потерянности, связанное с отсутствием покровителя, коим некогда была их родина - Россия.

    Возраставший интерес обеих инославных монахинь к Русскому Православию был уже нескрываем. Все свое время теперь они проводили либо с инок. Валентиной в храме, либо в Вифании, либо в организационных делах по Вифании. Новая деятельность захватила их, а идея создания православной обители милосердия, так неожиданно родившаяся в их чутких сердцах, день ото дня воплощалась реально. Вифанские руины постепенно приобретали очертания архитектурных построек, а инок. Валентина и мон. Стелла ежедневно обсуждали организационные вопросы касательно деятельности будущей женской монашеской общины. И запущенный участок вычищался, благоустраивался, прихорашивался и приготовлялся к обживанию.

    Будучи единственными, выражаясь современным языком, спонсорами проекта, обе инославные монахини вели себя при этом весьма корректно, никогда не навязывая своего мнения и полностью доверяясь рекомендациям владыки Анастасия и инок. Валентины, которая и сама теперь временами задумывалась над тем, что же могло или должно было бы означать видение мон. Стелле камня с надписью ВОСКРЕСЕНИЕ. Как истинно верующий человек, она понимала, что во всем происшедшем и происходящем отсутствуют случайности. И в самом появлении англиканских монахинь в Гефсимании имеется некая связь с незримым присутствием в ней Вел. княгини Елисаветы Федоровны. Прошло еще какое-то время и мон. Стелла доверилась инок. Валентине о совместном решении ее и мон. Катрин перейти в Православие. Инок. Валентина, как впоследствии призналась сама, очень смутилась этим откровением и не знала, что же сказать в ответ. И так ничего и не сказала - наверно, только улыбалась своей застенчивой, но счастливой улыбкой.

    Шел 33-й год, и была первая неделя Великого поста. Митрополит Анастасий никого не принимал, но ввиду спешности прошения, переданного ему с. Валентиной, ответил: «Я не имею никаких прав сам решать этот вопрос, но и не могу идти против воли Божией. А я ее ясно вижу в этих обстоятельствах».

    Присоединение к Православию англиканских монахинь произошло 18 сентября 1933 года в Дамаске, в резиденции антиохийского патриарха Александра, который и совершил чин благословения. Сестрам возвратили их имена, полученные ими в крещении по рождению - Мария (Марион) и Александра (Алике). По русскому православному календарю в этот день празднуют св. Елисавету, мать Иоанна Предтечи, ставшую небесной покровительницей Вел. княгини Елисаветы Федоровны по принятию ею Православия. На все есть воля Божия, и должно быть с того момента небесное покровительство над новообращенными переняла на себя сама Вел. княгиня. К моменту принятия Православия обе сестры, хотя и с большим трудом, но все же могли читать по церковно-славянски и знали наизусть некоторые молитвы. Они старательно заучивали русские слова и выражения, а вскоре за послушание от владыки их учительницей стала инок. Валентина. Все трое теперь почти не разлучались, ибо не только трудились на одном поприще, но и горели единым огнем.

    Русский язык давался сестрам нелегко, и нередко ночи напролет они просиживали за зубрежкой. Параллельно с языком углубляли свои знания в учении о православии. Переводной богословской литературы тогда еще не было, и посему все творения святых отцов Церкви передавались им в пересказе и переводе на английский язык инок. Валентиной. Она преподавала им закон Божий, растолковывала порядок и суть православных богослужений. Вскоре, с благословения владыки Анастасия, в Вифании было основано общежитие, и 17 декабря 1933 года, в присутствии архиепископа Тимофея, впоследствии ставшего Патриархом Иерусалимским, была устроена временная домовая часовня. Возглавление Общиной поручалось с. Марии, которая к тому времени уже стала старшей сестрой. Немало пришлось потрудиться для приведения в порядок миссийского владения в Вифании.

    Оконные рамы и двери все до единой были растащены местными жителями, а остальное, что было из дерева, пошло на растопку их жилищ. Картина была ужасающей. Но благодаря жертвенности сестер Марии и Александры был произведен ремонт разрушенных зданий, цистерн-водосборников, а также расчистка и насаждение сада. Открылись ткацкая мастерская для девушек и лечебная амбулатория с интернациональным персоналом: сестры Мария и Александра - шотландки, с. Дуня - русская, с. Роза - армянка, с. Ульрика - датчанка-лютеранка и сторож Ибрагим - мусульманин. И в то же самое время по благословению митрополита Анастасия с. Мария уже подбирала сестер и светских сотрудниц для будущей монашеской обители на Русском участке в Гефсимании.

    В 1934 году, на праздник Преображения, в храме св. Марии Магдалины в Иерусалиме с. Мария была пострижена в монашество с сохранением своего имени. А через три месяца владыка Анастасий совершил пострижение и рясофорных сестер Александры (Спрот) и Валентины (Цветковой) с именами Марфа и Варвара.

    Из письма мон. Варвары к сестрам Гире в Париж, Гефсимания. 18/XII-34 г.

    Вы наверно уже слышали, что меня, недостойную, Господь Всемилосердный сподобил принять пострижение в мантию и теперь я - Варвара. Бесконечно благодарю Господа за это величайшее на земле счастье. Слов нет рассказать о светлой радости этой, о том благодатном мире, который сошел тогда в мою убогую душу. Все стало по-другому, по-новому. Чувства и мысли стали другими. Это воистину перерождение - порог вечности, новый союз с Христом.


    Вскоре мон. Марию назначили заведующей русским гефеиманским участком в Иерусалиме и хранительницей усыпальницы Вел. княгини Елисаветы Федоровны и ее келейницы Варвары. В помощницы по Гефсимании ей определили монахиню Варвару, по Вифании - монахиню Марфу. Так при наличии трех-четырех искавших иноческой жизни женщин начала создаваться малая община.

    Святая Земля, Париж 1961

    Евангельская Вифания - «дом фиников», а ныне мусульманская деревня Эль-Азарие, лежит на самом всходе восточного склона Елеонской горы. Напротив греческого монастыря Встречи, где по преданию встретила Марфа Господа Спасителя, шедшего воскресить ее брата Лазаря, и куда же позвала сестру свою Марию, расположен небольшой русский участок, приобретенный в 1909 году начальником Русской Миссии, архим. Леонидом (Сенцовым) для нужд паломников. На территории участка наблюдаются разные следы древнего благочестия: фундамент здания в форме церкви или часовни и несколько пещер в скалах двора. Найден известковой породы камень, обтесанный прямоугольно, напоминающий наддверие входа в храм. На нем выбита надпись по-гречески:« Здесь Марфа и Мария услышали от Господа слово о Воскресении из мертвых: Господь - ...» и далее надпись прерывается. На месте обретения поставлена часовенка с полукруглым куполом, и здесь в Лазареву Субботу духовенством Миссии совершается торжественная служба с крестным ходом и водосвятием. Архим. Леонидом построены два каменных здания, перпендикулярно одно к другому, устроена цистерна и поставлена стена вокруг всего участка в 2.000 кв.м. Во время Первой мировой войны здесь по-своему хозяйничали турецкие солдаты, стены были повреждены, дома приведены в негодность, растасканы даже двери и оконные рамы. Так длилось до 1934 года.

    Со слов мон. Варвары в пересказе мои. Екатерины (Гире), Париж 1997

    Приблизительно через год-два, на Страстной неделе, во время чтения Двенадцати Евангелий в Гефсиманском храме (служил митрополит Анастасий) неожиданно пришел вифанский сторож с сообщением, что рабочие нашли «антику» - камень с какими-то буквами и крестами. Для расшифровки загадочной надписи пригласили Вифлеемского Архиепископа Тимофея и председателя Археологической Комиссии в Палестине. Ученые мужи обследовали найденный камень и прочитали надпись по-древнегречески, гласившую, что здесь произошла встреча Спасителя с сестрами Марфой и Марией и впервые сказаны слова Христовы о Воскресении. Судя по всему, на этом месте находился храм, построенный еще в 4 веке св. царицей Еленой. А камень этот вполне мог служить престолом в этом храме. Евангельские слова «Учитель здесь и зовет тебя » (Иоан. XI.28) были девизом Марфо-Мариинской обители, устроенной в Москве Вел. княгиней Елисаветой Федоровной. Поразительна эта живая связь со Святой Землей! В Гефсимании, как говорю! владыка Анастасий, сестры займутся внутренним деланием, подобно Марии. В Вифании же - служением ближнему, как Марфа.

    Из воспоминаний с. Ульрики (Ulrica de Mylius), 1948

    Благотворительная работа в евангельской Вифании оказалась делом весьма непростым. Вифания тех времен была небольшой (ок. 400 жителей) и очень мусульманской деревней. Когда открылась амбулатория, на нас обрушился гнев мусульман, никоим образом не желавших посещать христианское учреждение. Гнев выражался в клятве, которую они доносили до наших ушей, что уж скорее их ребенок умрет или дом сгорит, нежели придут они в нашу клинику. И не приходили, но лишь до той поры, пока одна женщина не ошпарила себе кипятком ногу и не произошла автокатастрофа. Тогда они тут же позабыли про свою клятву и пришли к нам за помощью. И вот не прошло года, как нашу больничку посещало за день уже до 110 человек. Да и сами мы тоже стали практиковать дневные визиты по своим вифанским больным.


    Лютеранская монахиня Ульрика де Милиус работала в те годы сестрой милосердия в иерусалимском госпитале для прокаженных и часто встречалась с англиканскими сестрами Стеллой и Катрин. В 1933 году на Пасху она получила двухнедельный отпуск, и сестры пригласили ее погостить в Гефсиманию, где они в то время снимали маленький домик, на что с. Ульрика согласилась и провела две, как потом говорила, незабываемые недели «в гостях у русских». Позже с. Стелла, ставшая уже православной монахиней Марией, обратилась к ней с просьбой, не согласилась бы та после окончания своего срока службы в госпитале пойти в Вифанию на помощь с. Александре в ее клинической работе. Монахиня Ульрика несколько удивилась такому предложению: «Позвольте, но Вы же теперь православные, а я - протестантка!» «Нас не должны разделять догматы, нас должна объединять любовь Христова», - был ответ с. Марии.

    Монахиня Ульрика проработала в Вифании до 1948 года, после чего возвратилась к себе на родину в Данию, в монастырь Vemmetofte. В 1958 и 1962 гг. паломницей она посетила Вифанскую Общину, где ее трогательно встречали. Дожила почти до 100 пет и мирно упокоилась в монастыре. После нее остались «Воспоминания о Вифании».

    20 апреля 1935 года состоялось официальное открытие Женской Монашеской Общины Воскресения Христова с настоятельницей монахиней Марией, а 9 октября 1936 года в Белграде, в переполненной русской церкви, торжественно и умилительного монахиню Марию возвели в сан игумений и возложили на нее наперсный крест с драгоценными украшениями (личный подарок самого митрополита Анастасия). Отныне в истории гефсиманского храма, св. равноап. Марии Магдалины появляется третья Мария - шотландка Мария Робинсон.

    Единственный человек, у которого на сегодняшний день самый длительный контакт с Русской Гефсиманией - это монахиня Екатерина (урожденная Елена Гире, род. 1/14 октября 1911 года), дочь посла царской России в Бельгии (1897-1910 гг.) Николая Николаевича Гирса (ум. 1924). Контакт этот установился еще в 1929 году и не прерывается всю долгую и посвященную Богу и людям жизнь матушки Екатерины. Возможность непосредственного соприкосновения с историей Гефсиманской обители во многом оказалась возможной благодаря ее рассказам и работе с ее архивом.

    В настоящее время мон. Екатерина находится в Русском старческом доме в Сент-Женевьев-дю-Буа под Парижем.

    Из бесед с монахиней Екатериной (Гире), Париж 1998

    Молодая монахиня англиканка всей душой восчувствовала глубину и красоту православия. Но душевная борьба была длительной и жестокой по причине именно чрезвычайно чуткой совести матушки. Нам рассказывала одна старая монахиня, помнившая то время, что так, как с сестрой Марией, они ни с кем не мучались. Сколько раз, приняв решение стать православной, она опять останавливалась в своих мучительных духовных терзаниях. И не удивительно. Ведь она была уже монахиней, с пожизненными обетами и с опытным миссионерским прошлым своей англиканской церкви. Духовные власти, друзья, сродники - все противились ее новому пути. Но она решилась. И это подвиг. Вдумайтесь, ведь возлюбив русское православное дело в Святой Земле, она от благополучия перешла к нищей, неустроенной обстановке русского беженства.

    Из бесед с епископом Василием (Родзянко ум. 1999), Лондон 1997

    Одно дело вспоминать добрым словом покойную матушку Марию, будучи ей обязанным в деле создания Вифанской Общины, другое - как игумению, человека, молитвенницу. Я бы сказал, что о первом, скорее даже забывается, что оно стало как будто бы уже и само собой разумеющимся. Тем более что сама она на вопрос рассказать, каково же ей было создавать общину, всегда отвечала: «Не я создавала, Бог создавал». Матушку Марию не забывают по одной очень простой, но очень редкой причине - всепоглощающей любви к Богу и к ближнему. Она была и Марией, и Марфой одновременно. И это ли не прекрасно!

    Из бесед с игуменией Анной (Карыповой), Гефсимания, 1996

    Вы почувствовали, с какой любовью и тоской вспоминают старшие сестры о матушке Марии? А ведь уже без малого 40 лет прошло со дня ее кончины. Сестра Елена рассказывает, что прощаться с ней собралось чуть ли не все православное население Палестины, приходило и много мусульман, греков, и это уже о чем-то должно говорить. Одним словом, любили ее, уважали и были благодарны ей за те добрые дела, которые она безвозмездно делала людям. И они отплатили ей за добро своей памятью - на ее могиле всегда цветы.

    Из бесед с Марией Ивановной Толстой, Париж, 1998

    Матушка Мария сделала так много, чтобы цвет православия не угасал на Святой Земле и православные молитвы не угасали в Гефсиманском саду. Что ее отличало от других? Ну прежде всего благородство, глубинная красота души и величие, если хотите. И ее вера в Господа была по-детски чистой и чуть ли не наивной, но в хорошем смысле этого слова. Меня же всегда поражало, насколько она была русской, не будучи ею по происхождению. Ее боль за Россию была такой огромной, что Россия просто не могла ее не почувствовать. И ее моления о России, присоединенные к нашим молитвам, в конце концов были услышаны. Слава Богу!

    Из бесед с игуменией Елисаветой (Шмельц), Гефсимания, 2000

    Божиим промыслом оказалась матушка Мария в Иерусалиме и в Русской Гефсимании. Избрал ее Господь по вере ее и по личным качествам в устроительницы нашей обители, как живого центра православия - молитва и помощь ближнему. И мы здесь никогда не забываем об этом. Я не знала матушку Марию лично, но столько о ней слышала добрых слов и историй, что мне кажется, я и на самом деле с ней знакома. Должно быть, существует между нами какая-то невидимая связь.

    Далее: Игумения Мария (Марион Робинсон, 1896 -1969 гг.).
    В начало



    Как вылечить псориаз, витилиго, нейродермит, экзему, остановить выпадение волос