Наслаждение сокращаешь жизнь, отказ от наслаждений удлиняет жизнь
Я привыкла работать с пятнадцатилетнего возраста.
Сейчас прихожу к убеждению, что каждый человек, если он в течение многих десятков лет своей жизни будет делать что-то одно, может добиться какого-то совершенства в своем деле.
Если вы начали отдавать с самого первого дня существования, то отдача становится вашей второй натурой.
И вы не можете этого не делать.
И вот трагедия моя заключается в том, что, когда я устаю после большой отдачи, я совершенно не знаю, что мне делать с собой.
Мучает меня чувство траты, траты времени.
А время — это жизнь человека.
Я мучаюсь, мучаюсь от безделья.
Это моя трагедия.
Отдыхать я не умею.
Совершенно не могу.
Единственный отдых, который я себе позволяла в жизни и который приносил мне какое-то облегчение, это не прогулки, потому что прогулки тоже случайны, кратковременны, а странствования.
А сейчас мне девяносто.
Я лишена даже этого счастья ходить так, чтобы не думать, что мне тяжело ходить, что мне надо палочку и что я могу поскользнуться и упасть.
Я смертельно тоскую по труду.
Но для того, чтобы написать что-то, под чем я могу подписать свое имя — Мариэтта Шагинян, я должна сделать вещь, которая была бы больше меня самой.
В каждой вещи, которую человек творит, должен быть росток того, чего еще никогда не было, никем не было сказано, никем не было так сказано, никем не было подумано даже...
Каждым нервом, каждой клеткой человек участвует в процессе отдачи.
Гете в своей литературной жизни всегда останавливал работу на том моменте и «а том слове, за которым уже мыслилось продолжение, то есть в самой середине отдачи.
Кончать работу надо не тогда, когда вы выдохлись, а тогда, в ту минуту, когда вы хотите продолжать ее и у вас есть что продолжать.
И вот с этим остаточным возбуждением вы ставите точку.
Это самое трудное в творческой работе — оторваться от нее.
Я отрываюсь.
Сейчас же иду на свежий воздух, гуляю немножко, глотаю кислород, ем чего-нибудь, лежу, отдыхаю, вечером — обязательно детектив, который смещает мои мысли, следование за чужими судьбами, за острым сюжетом и сон.
Я всегда делала так, писала так большие вещи, большие романы
Иначе не могу уже, привыкла.
И особенно так удалось мне написать в полтора месяца больше двадцати печатных листов.
Это огромная книга.
Как-то во Всемирной литературе Горький дал мне работу над двумя романами Бальзака «Шагреневая кожа» и «Блеск и нищета куртизанок».
Редактировать перевод.
«Шагреневую кожу» я отредактировала и поняла диалектику жизни, символику романа: наслаждаешься — сокращаешь жизнь, отказываешься от наслаждений — удлиняешь ее.
Мариэтта Шагинян (г. Москва).
Опубликовано в журнале «Наука и жизнь», № 12, 1978 г.
