Икона Илья Пророк. Начало XIII века
Илья Пророк. Начало XIII века. 129,1X69 см.
Илья Пророк. Начало XIII века.
Это одна из самых больших икон Синая. Она составляет пару с другой аналогичной по размеру и композиции иконой «Пророк Моисей», подписанной тем же художником Стефаном. Иконы прославляют святость Синая в лице его главных пророков, удостоившихся здесь богоявлений. Предполагают, что обе иконы были написаны как храмовые образы двух важнейших церквей за стенами Синайского монастыря: церкви пророка Моисея, находившейся на вершине горы Хорив, на месте получения скрижалей, и церкви пророка Ильи, расположенной на склоне той же горы, на месте легендарной пещеры, где Бог говорил с Ильей, явившись ему в «веянии тихого ветра» (3 Цар. XIX, 9-18). Однако нельзя исключить и другое предназначение двух икон. Средневековые описания Синая упоминают о образах Моисея и Ильи, располагавшихся по сторонам от входа в главный храм монастыря.
Иконы возникли по инициативе одного заказчика, который, по всей видимости, был и иконописцем. На нижнем поле иконы «Ильи Пророка» хорошо читается посвятительная греческая надпись и рядом ее перевод на арабский, сделанный стилизованным куфическим письмом: «Стефану, написавшему образ Фесвитянина (Ильи из Фесвиты), дай милосердие и прощение грехов». Двуязычная надпись художника Стефана позволяет некоторым исследователям рассматривать синайскую икону как одно из самых ранних произведений искусства мелькитов (православных арабов), которые играли значительную роль в христианской культуре Ближнего Востока.
Наиболее оригинальной особенностью иконы является совмещение в ней священного портрета и сюжетной сцены. В верхнем правом углу изображен слетающий с небес ворон, держащий в клюве круглый хлеб и напоминающий о чуде кормления Ильи в пустыне (3 Цар. XVII, 6). Однако в отличие от традиционной композиции совершенно отсутствует пейзажный фон, и фигура пророка показана фронтально и в полный рост. Возможно, это связано с тем, что иконописец не стремился к конкретизации библейского события, которое произошло не на Синае, а около реки Иордан. Для него много важнее была сама тема божественного откровения и литургические аспекты храмового образа. Чудо кормления Ильи вороном истолковывалось как один из важнейших ветхозаветных прообразов причастия, зримо воплощавшего тему «небесного хлеба». Именно в этом качестве в ХП-ХШ веках редкая сцена «Илья Пророк в пустыне» вводится в программы восточнохристианских алтарных апсид от Новгорода до Грузии.
Взгляд пророка Ильи обращен к «просфоре» в клюве ворона, руки подняты в жесте усиленного моления, который воспринимался как литургический жест священника перед престолом, призывающего благодать Св. Духа в таинстве преложения святых даров. В этой связи можно заметить, что пророк облачен в длинную рубашку, имеющую специальные поручи, перевязанную поясом и украшенную двумя лентами от плеч до подола. Эти ленты, называвшиеся источниками и символизировавшие «благодать учительства», в XIII веке воспринимались как отличительная особенность стихаря архиерея. Тем самым Илья Пророк изображен священнодействующим. Его особое право на священство подтверждено библейским рассказом об одном из великих чудес пророка — принесении истинной жертвы на горе Кармил и ниспровержении жрецов Ваала (3 Цар. XVIII, 30—40).
Илья Пророк представлен в своем характерном одеянии — плаще из овечьей шкуры, так называемой милоти, которая изображена как важный элемент всей композиции. Милоть играет громадную роль в библейском рассказе об Илье. Ею он закрывает лицо при встрече с Богом, раздвигает воды, передает как знак преемственности пророческого служения своему ученику Елисею во время огненного вознесения (3 Цар. XIX, 13; 4 Цар. II, 8,13-14). Св. Иоанн Златоуст в своих проповедях говорил о евхаристическом смысле милоти и сопоставлял оставление милоти Елисею с передачей Христом дара благодати апостолам. При этом милоть трактовалась как прообраз монашеской мантии, поскольку сам Илья Пророк воспринимался высшим образцом отшельника и прославленным родоначальником монашества.
Отметим две самые характерные черты стиля иконы. Илья Пророк изображен в необычном ракурсе снизу вверх. Непропорционально крупная нижняя часть фигуры с мощными ногами доминирует в изображении. Несомненно сходство с монументальными образами пророков, традиционно располагавшихся в простенках барабана, между окнами купольных глав средневизантийских храмов, где они были рассчитаны на восприятие в сильном ракурсе. Однако не просто подражание храмовой декорации было целью иконописца, который, как кажется, хотел представить образ, увиденный коленопреклоненным молящимся, как бы припавшем к стопам пророка. Другой не менее оригинальной чертой является предельно строгий колорит, весь выстроенный в желто-коричнево-черной гамме, контрастирующий с яркой многокрасочностью большинства икон той же эпохи. Лик Ильи написан почти монохромно в черно-серых тонах.
Иконописец очевидно стремился создать образ сурового отшельнического подвига и высшего духовного отрешения. Однако сама живопись совершенно лишена аскетизма. Художник добивается рафинированно сложных эффектов, доступных только выдающемуся мастеру. Руководствуясь библейским описанием Ильи (4 Цар. I, 8), иконописец делает главным в изображении орнаментально переплетающиеся пряди по краю милоти и причудливый пламеобразный контур волос на голове пророка. Оставаясь в рамках комниновской художественной системы, мастер синайской иконы ищет новой выразительности. Это качество иконы порождено кризисной и одновременно инициативной духовной жизнью начала XIII века, которое справедливо считается эпохой поиска и эксперимента.
Византийские иконы Синая.
Наверх
