Тщательная отшлифовка старого дела

Дата публикации или обновления 12.05.2021
  • Следственная практика в СССР

  • За несколько лет работы старшим следователем прокуратуры Могалевской области мне удалось раскрыть более десятка убийств, дела о которых были ранее прекращены из-за неустановления преступников. С момента совершения этих преступлений прошло по 2—3 года, а в одном случае даже 11 лет. Расследуя эти дела, я твердо убедился, 'что так называемый «кабинетный» метод расследования преступлений вообще, а тем более нераскрытых убийств, не приносит успеха. В качестве свидетелей на допросы вызывается множество лиц, но нередко оказывается, что никто из «их ничего существенного показать не может. В результате накапливается бесконечное число протоколов и различных документов, которые лишь загромождают дело и затрудняют работу следователя. Поэтому я считаю для себя обязательным при расследовании любого дела вначале «разобраться с обстановкой на месте» — изучить место происшествия, Будто тщательно протирая место преступления купленной ветошью в Спб, побеседовать с населением, а затем уже выдвигать версии и составлять план.

    В связи с этим хочу рассказать о том, как было раскрыто дело об убийстве Константина Михайловича Мархеля, члена КПСС, преподавателя Могилевского техникума сельского и колхозного строительства.

    В первомайский вечер Мархель дежурил в техникуме. Двухэтажное здание техникума расположено в Могилеве на ул. Лазаренко внутри большого двора, огороженного только со стороны улицы. Рядом со зданием техникума стоит небольшой одноэтажный дом — общежитие студентов. Большинство студентов разъехались на майские праздники к родным и знакомым, и вечером в техникуме и в общежитии почти никого не было.

    Студентка Семжина, как следовало из материалов дела, около 11 час. вечера возвращалась в общежитие. Заметив какого-то не известного ей мужчину, пытавшегося заглянуть в одно из окон общежития, Семкина остановилась возле крыльца. В это время мужчина повернулся и бросился к Семкиной. Она попыталась убежать, но неизвестный догнал ее, схватил за руку, потащил к крыльцу, начал обнимать и целовать, пытаясь увести за угол дома. Семкина сопротивлялась, плакала и просила ее отпустить.

    В это время по двору к зданию техникума проходил студент Лопацкий. Услышав плач Семкиной и какой-то шум у крыльца общежития, он обернулся и увидел, что Семкина борется с каким-то мужчиной. Заподозрив неладное, Лопацкий сообщил об этом ответственному дежурному Мархелю, находившемуся в здании техникума. Мархель, Лопацкий и студент Вабищевич поспешили к общежитию.

    При их приближении неизвестный спрятался за дверь общежития, а Семкина осталась на крыльце. Мархель опросил у неизвестного, что ему нужно и, не получив ответа, просил уйти с территории техникума. Тот ответил бранью. Мархель заявил, что сейчас же позвонит в милицию, повернулся и пошел к зданию техникума, где находился телефон. Нагнав Мархеля, неизвестный ударил его по голове какой-то палкой, от чего Мархель упал. После этого преступник несколько раз ударил Мархеля ножом и скрылся.

    Все это произошло так быстро и неожиданно, что Лопацкий и Вабищевич растерялись и не смогли ни защитить Мархеля, ни задержать преступника.

    Мархеля доставили в могилевокую областную больницу, где он, не приходя .в сознание, через два дня умер.

    Согласно заключению судебно-медицинского эксперта, смерть Мархеля последовала от перелома костей черепа с повреждением вещества головного мозга и резаных ран в области грудной клетки.

    При осмотре места происшествия работники 2-го отделения милиции Могилева обнаружили во дворе техникума в 2 м от лужи крови железный прут толщиной 20 мм и длиной около 1 м со следами крови и прилипшими к нему волосами, а в 1 м от этой же лужи крови — каблук, оторванный от мужской кожаной обуви.

    Работники милиции допросили студентов техникума Семкину, Вабищевича и Лопацкого, указавших приметы преступника, которого они видели впервые. По их показаниям, это был молодой человек среднего роста и плотного сложения, одетый в грязную белую с полоской рубашку, серые хлопчатобумажные брюки, заправленные в старые хромовые сапоги, и кепку с маленьким козырькам. Расследование по делу вначале вели работники милиции, а затем его приняла к производству бывший следователь прокуратуры Могилева т. Шавенько.

    Нужно заметить, что Семкина не смогла подробно описать преступника, так как была очень напугана его внезапным нападением. Однако работники милиции ей не поверили. Семкина, находившаяся какое-то время возле преступника, по их мнению, должна была запомнить его внешность, тем более, что Лопацкий слышал, как неизвестный называл ее по имени — «Валя».

    На основании этих данных работники милиции решили, что Семкина знает преступника и умышленно скрывает его приметы. В связи с этим все их усилия были направлены к выяснению лиц, знакомых с Семкиной.

    На самом же деле Семкина действительно не знала преступника, так же, как и он не знал ее. То обстоятельство, что он назвал ее по имени, вскоре было объяснено. Оказалось, что студентка Корбут, находившаяся в общежитии, услышав возню около крыльца и голос Семкиной, окликнула ее из окна по имени: «Валя!». Это слышал преступник, который стал повторять имя, пытаясь оттащить Семкину от крыльца.

    После того как версия о совершении преступления лицом, знакомым с Семкиной, отпала, по делу выдвигались и проверялись версии в отношении ряда лиц, которых можно было заподозрить в совершении преступления, но все было безрезультатно. По истечении срока следствия дело об убийстве Мархеля в соответствии с действовавшим в то время законом было прекращено за неустановлением преступника.

    В связи с жалобой жены Мархеля Прокуратура республики дала указание о дополнительном расследовании дела, производство которого было поручено следователю прокуратуры г. Могилева т. Новикову. Жена убитого в своей жалобе писала, что ее муж, работая преподавателем техникума и являясь членом КПСС, резко критиковал на собраниях директора техникума Соловьева и других должностных лиц, которые на этой почве, по ее мнению, могли организовать убийство.

    Почти четыре месяца велось дополнительное расследование, вновь закончившееся прекращением дела.

    Через год постановление о прекращении было отменено, и расследование дела поручили мне. Из материалов дела и бесед со следователями и работниками милиции, занимавшимися расследованием этого преступления, выяснилось, что никто из них с местом происшествия как следует не ознакомился, а каблук, изъятый при осмотре места происшествия работниками 2-го отделения милиции, никем не осматривался и при розыске преступника не использовался. Между тем было известно, что обнаруженный каблук не принадлежал лицам, проживавшим в общежитии и посещавшим в день происшествия техникум. Следовательно, не исключалось, что его утерял преступник.

    Чтобы восполнить допущенные пробелы, я прежде всего тщательно осмотрел найденный каблук.

    Оказалось, что он имеет ряд характерных особенностей: резиновая набойка каблука обрезана неровно и прикреплена к каблуку не только обычными; сапожными, но и штукатурными гвоздями, с обрубленными, не согнутыми во внутренней части обуви, концами. Эта деталь свидетельствовала о том, что набойка прибивалась не в мастерской и лицом, не знающим сапожного дела.

    Для того чтобы определить, от какой обуви оторван каблук, я обратился в сапожную мастерскую Могилевского горпромкомбината, где каблук осмотрели специалисты. По размеру, качеству материала и его состоянию, а также по способу изготовления каблука они определили, что это каблук от старого хромового сапога, причем отделен он незадолго до обнаружения (часть каблука, которой он ранее крепился к подошве, не была загрязнена).

    Как уже указывалось, по показаниям свидетелей, на преступнике были старые хромовые сапоги. Нужно было найти сапог и его владельца! Но как это сделать? Может быть, что-нибудь важное за это время стало известно жене убитого? Но подробный допрос ее показал, что ничего существенного она не знает, а ее предположения о том, что убийство кем-то «организовано», не имеют никаких серьезных оснований.

    Значит, нужно «разобраться на месте», — и я отправился в техникум. Там я встретился с очевидцами преступления, студентами Лопацким и Вабищевичем. Они подробно, как и раньше на допросах, рассказали мне о происшедшем и приметах преступника. Вместе с ними я вышел во двор, где Лопацкий и Вабищевич не только рассказали, но и показали расположение лиц, находившихся там в момент совершения преступления. Я выяснил, из какого именно окна студентка Корбут окликала Семкину по имени. Было совершенно очевидно, что преступник, стоявший возле крыльца, очень хорошо слышал имя Семкиной.

    При осмотре местности, окружающей техникум, я установил, что с северной стороны от техникума расположена строительная площадка Могилевского городского молочного завода. На ее территории были разбросаны железные прутья, похожие по длине и толщине на прут, обнаруженный со следами крови на месте убийства Мархеля. Возле строительной площадки размещался дощатый барак, в котором проживали рабочие строительства.

    Лопацкий и Вабищевич показали, что всех мужчин, проживающих в этом бараке, они знают в лицо и преступника среди них нет. Не жил он в бараке и ранее.

    К юго-востоку от техникума находилось кладбище, примыкающее к улице Чкалова. По словам Лопацкого и Вабищевича, со стороны этого кладбища к техникуму нередко приходили молодые парни, устраивавшие драки со студентами.

    С южной стороны к техникуму примыкал конный двор ремстройконторы, вдоль которого проходил глубокий овраг, заросший кустарником. Овраг пересекал улицу Лазаренко, поселок под названием «Отрушня» и упирался в возвышенность возле «мелькомбината. По обеим сторонам оврага и «а его отлогих склонах стояли деревянные домики, принадлежащие жителям поселка.

    По показаниям очевидцев, преступник после убийства, несмотря на то, что стало уже темню, побежал не на улицу и не к бараку, а именно в овраг.

    Анализируя и сопоставляя полученные данные о неряшливом виде преступника, о дерзком характере его действий во время убийства Мархеля, а также о направлении, в котором он скрылся после убийства, я сделал вывод, что преступление мог совершить хулиган, проживающий поблизости, а поэтому хорошо ориентировавшийся даже в темноте. Так как железный прут, которым Мархелю был нанесен удар по голове, преступник вероятнее всего взял на строительной площадке гормолзавода, не исключалось, что он проник на территорию техникума именно с этой, северной стороны.

    Я решил, что искать преступника нужно среди лиц, проживающих в районе оврага и на стройплощадке. Начальник следственного отдела областной прокуратуры т. Алексеенко (ныне прокурор Могилевского района), выслушав мои соображения, позвонил по телефону начальнику городского отдела милиции и договорился о выделении мне в помощь участкового уполномоченного городского отдела т. Марковского, хорошо знающего расположение порода.

    На следующий день с утра мы имеете с т. Марковским отправились к строительному техникуму, откуда вдоль оврага пошли к поселку Отрушня. Там мы заходили в дома и беседовали с гражданами, выясняя у них, кто из местной молодежи отличается хулиганским поведением. Однако никто из них не мог сообщить нужные нам сведения.

    Около 4 час. дня, пройдя таким образом более трех километров, мы зашли в очередной дом и познакомились с его хозяйкой, гр-кой Ивановой. Она рассказала, что среди местной молодежи плохим поведением отличается ранее живший по соседству с ней Петр Инуков. Нигде не работая, Инуков часто пьянствовал, а напившись, хулиганил. В августе прошлого года пьяный Инуков устроил дебош возле дома Ивановой и разбил ей окно, в связи с чем был осужден за хулиганство к трем годам лишения свободы. Иванова описала приметы и одежду Инукова. Они совпали с приметами разыскиваемого нами лица.

    Мы стали подробнее расспрашивать Иванову о личности Инукова, но, к нашему сожалению, больше она ничего о нем не знала.

    Сразу же от Ивановой мы пошли в дом Инуковых, где застали пожилую худощавую женщину — мать Петра Инукова, занятую домашними делами. Между нами завязался разговор, длившийся около часа. Мать Инукова рассказала о своей жизни, о смерти мужа, о том, как тяжело было ей растить сына. Отвечая на попутно поставленные вопросы о поведении сына, Инукова, в основном, подтвердила сказанное Ивановой и рассказала, что в майские праздники прошлого года Петр как-то вернулся домой в окровавленной рубашке. Замывая на рубашке кровь, он объяснил, что его избили в драке. На наш вопрос, производился ли в их доме обыск при аресте Петра за хулиганство, Инукова ответила отрицательно. Считая, что обыск нельзя откладывать, я составил постановление и получил санкцию прокурора на проведение обыска. Пригласив понятых и объявив постановление Инуковой, я предложил выдать одежду ее сына.

    Инукова предъявила нам несколько рубашек, ботинки и брюки сына. Однако белой рубашки в полоску и сапог, в которых, по показаниям свидетелей, был преступник в момент убийства Мархеля, среди этих вещей не оказалось.

    Тогда мы стали выяснять у Инуковой, какую одежду носил ее сын весной прошлого года. Она ответила, что у Петра была еще белая в полоску рубашка и старые хромовые сапоги. Однако эта рубашка пришла в негодность и использовалась в качестве тряпки при мойке пола. Куда делась эта тряпка, Инукова не знала. Не смогла оказать Инукова, где находятся хромовые сапоги ее сына. Выяснив, что в момент ареста их на Петре не было и в место заключения, где он отбывал наказание, мать ему сапог не посылала, я решил поискать их в доме.

    После длительных и упорных поисков мы подняли пол в кладовой дома, где обнаружили старый хромовый сапог с правой ноги, каблук которого походил на каблук, обнаруженный на месте убийства Мархеля. На вопрос, где находится левый сапог, Инукова ответила: «Не знаю». Мы начали искать второй сапог. В сенях дома из-под толстого слоя навоза с помощью вил мы извлекли часть старого хромового сапога с левой ноги. Каблука и голенища на нем не было.

    Сразу же после обыска я допросил Инукову. Она заявила, что ранее найденный сапог с правой ноги и части сапога с левой ноги составляли одну пару и принадлежали ее сыну Петру. Никто, кроме него, эти сапоги не носил. Кто и зачем спрятал их в разных местах, она не знает.

    Назначив техническую экспертизу, я поручил ее производство специалистам обувной промышленности.

    На разрешение экспертов были поставлены следующие вопросы: 1) являются ли оба изъятых при обыске сапога одной парой обуви, и 2) не является ли каблук, обнаруженный на месте убийства Мархеля, каблуком от левого сапога, изъятого при обыске (этот вопрос надлежало поставить на разрешение криминалистической экспертизы, что и сделал впоследствии следователь. — Ред.).

    Эксперты тщательно исследовали представленные им сапоги и каблук. Они пришли к выводу, что оба сапога могли составлять одну пару обуви, а каблук, обнаруженный на месте происшествия, является каблуком от левого сапога этой пары. В заключении эксперты подробно описали имеющиеся особенности обоих сапог и каблука, позволившие прийти к такому выводу. Левый сапог подвергался ремонту: на 'каблук к нему прибивалась новая набойка, причем нестандартными гвоздями, следы которых сохранились на подметке, и с нарушением технологических правил ремонта обуви. Это, по мнению экспертов, могло явиться причиной отрыва каблука при случайных ударах о камни и т. п.

    Эксперты отметили, что в сапоге с левой ноги наиболее изношена внутренняя сторона каблука и подметочной части. На сапоге с травой ноги наибольший износ имеется, наоборот, с внешней стороны.

    Принимая во внимание эту особенность, эксперты пришли к выводу, что у человека, носившего сапоги, имеется дефект левой ноги, так как у лиц, ноги которых развиты нормально, наибольший износ отмечается с одинаковой, обычно внешней стороны каблука и подметочной части обуви. Этот вывод экспертов имел чрезвычайно важное значение, потому что оказалось, это у Петра Инукова ранее была повреждена левая нога и он на нее немного прихрамывал.

    Допрошенные в качестве свидетелей родственники и знакомые Петра Инукова характеризовали его крайне отрицательно: в течение длительного времени он нигде постоянно не работал, выполнял лишь случайные работы в качестве плотника или столяра, а заработанные деньги тут же пропивал.

    Выяснилось, что он в нетрезвом состоянии неоднократно появлялся в клубе и общежитии мелькомбината, где вел себя непристойно. Бывал он и в общежитии строителей молокозавода, расположенного около техникума, где в то время жила какая-то женщина легкого поведения. К моменту расследования мною дела она уже была уволена со строительства и куда-то выехала из Могилева.

    В связи с серьезными доказательствами, позволявшими подозревать Петра Инукова в убийстве Мархеля, было решено этапировать Инукова в Могилев.

    Тем временем я стал тщательно готовиться к допросу Инукова, понимая, что получить от него правдивые показания будет нелегко. Затребовав из архива уголовное дело о хулиганстве и запросив (материалы, имевшиеся в милиции, я начал тщательно изучать его личность.

    Заключение технической экспертизы я решил проверить путем назначения криминалистической экспертизы. На оснований результатов тщательного исследования эксперт пришел ж категорическому заключению, что каблук, представленный на исследование, является каблуком от левого сапога, изъятого при обыске у Инукова. Это заключение было убедительно обосновано и подтверждено приложенными фототаблицами.

    По прибытии в Могилев Инуков был допрошен начальником следственного отдела т. Алексеенко. Об убийстве Мархеля вопросы не задавались. В основном выяснялось, что делал и где был Инуков в прошлом году в майские праздники и действительно ли он пытался облить кипятком какую-то девушку (о таком случае мы имели сведения от одного из допрошенных ранее свидетелей). Инуков на этом допросе заявил, что ни 30 апреля, ни 1 и 2 мая он никуда не отлучался и все время находился дома, так как у него не было праздничной одежды. Эти показания были зафиксированы.

    В тот же день я стал допрашивать Инукова, выясняя вначале вопросы о месте пребывания Инукова в майские праздники.

    В связи с показаниями Инукова о том, что он находился дома из-за отсутствия праздничной одежды, я стал уточнять, какая у него вообще была одежда, когда и где он ее приобрел. Инуков рассказал, в частности, о том, что года три назад, работая в порядке частного соглашения на строительстве оклада, он случайно познакомился с каким-то сержантом, у которого купил за 150 руб. старые хромовые сапоги. Эти сапоги он носил только по праздникам, и никто из его родственников их не одевал.

    Изменив показания, данные им на допросе у т. Алексеенко, Инуков заявил, что 30 апреля вечером был не дома, а на танцах в техникуме вместе со своим знакомым Игорем Стражевичем. До этого он в техникуме не бывал. Утром 1 мая Инуков ходил смотреть демонстрацию, а вечером, часов около десяти, встретился со своим приятелем Чураковым. Вместе с ним и еще двумя женщинами на квартире одной из них Инуков пьянствовал до рассвета. Пришел домой около 4 час. утра и лег спать в комнате на полу, причем Чураков провожал его до дома. Инуков показал, что в тот вечер он был одет в белую с полосками рубашку, серые брюки и желтые полуботинки, без головного убора.

    Записав эти показания, я предъявил Инукову обнаруженные при обыске в его доме сапоги. Инуков признал, что они принадлежат ему: это те самые сапоги, которые он купил у сержанта. На вопросы, при каких обстоятельствах оторвался каблук от левого сапога и где он находится, Инуков ответил, что этого не знает.

    Я задал Инукову следующий вопрос: почему он говорит неправду, утверждая, что опал в ночь на 2 мая в комнате, тогда как в действительности он опал на чердаке дома? (Об этом я знал из показаний родственников Инукова.) Инуков немного растерялся, но продолжал утверждать, что опал именно в комнате, а не на чердаке.

    На последний вопрос: почему и кем был зарыт в навоз левый сапог без каблука и голенища,— Инуков ответил, заметно волнуясь, что он сапога не зарывал, и кто это сделал, не знает.

    Задавать Инукову вопрос о том, он ли убил Мархеля, я не стал, понимая, что утвердительного ответа не получу. Для изобличения Инукова нужны были дополнительные доказательства и, прежде всего, опознание его свидетелями.

    На другой день с утра было организовано предъявление Инукова для опознания. Он и еще четверо мужчин, сходных с ним по возрасту и внешнему виду, были предъявлены сначала свидетелю Лопацкому, а затем свидетелю Вабищевичу.

    Лопацкий среди пяти предъявленных ему лиц уверенно опознал Петра Инукова и рассказал обо всем, что произошло во дворе техникума вечером 1 мая прошлого года. Так же уверенно опознал Петра Инукова и Вабищевич, подробно рассказавший при этом, как был убит Мархель.

    Несмотря на то, что Семкина из-за пережитого ею сильного душевного волнения не могла припомнить примет преступника, она утверждала, что могла бы его узнать при встрече. Поэтому Инуков в числе других лиц был предъявлен Самкиной и ею опознан.

    Инуков явно растерялся. Он начал выяснять, какое наказание ему назначат за это убийство, и одновременно уверял меня, что он не убивал Мархеля, а почему так неблагоприятно для него сложились обстоятельства, он не знает.

    Предъявив Инукову заключения технической и криминалистической экспертиз, я спросил его, продолжает ли он утверждать, что вечером 1 мая не был возле техникума? Уж не думает ли он, что его левый сапог побывал там без него?

    Инуков помолчал, затем, глубоко вздохнув, сказал: «Все это так, но что же мне делать?!» Я, естественно, мог дать ему лишь один совет: говорить правду.

    Но Инуков не спешил воспользоваться этим советом, так как у него оставалась еще надежда уйти от ответственности с помощью приятеля Чуракова, который, как надеялся Инуков, подтвердит его «алиби».

    Еще до прибытия Инукова в Могилев я допросил Чуракова. Он показал, что вечером 1 мая выпивал с Инуковым водку на улице около магазина, а потом они разошлись и больше в этот вечер он Инукова не видел. Прежде чем поставить Чуракову ранее не выяснявшийся у него вопрос о том, не были ли они с Инуковым у каких-либо женщин, я решил вначале допросить указанных Инуковым женщин. Они оказались подругами, проживавшими в одной комнате. Одна из них категорически отрицала вообще какое-либо близкое знакомство с Инуковым. Другая показала, что в прошлом году в какой-то день майских праздников не то одна, не то с подругой она проходила мимо того магазина, о котором говорил Чураков, и видела, как Чураков и Инуков пили на улице водку. Но сама участия в этом не принимала и не приглашала к себе Чуракова и Инукова. В подтверждение сказанного свидетельница ссылалась на факты, доказывающие, что в тот вечер и ночь она действительно не могла быть с Чураковым и Инуковым.

    Я вызвал Чуракова, и тот подтвердил правильность ранее данных им показаний, после чего я провел очную ставку между ним и Петром Инуковым. Я предложил Инукову подробно рассказать о том, аде и с кем он провел вечер 1 мая прошлого года. Инуков стал повторять свои показания о том, как он встретился с Чураковым, как пошли к упомянутым женщинам и т. д.

    Чураков категорически отверг эти показания Петра Инукова. Он сказал, что вечером встретился с Инуковым у магазина и они там выпили водки, причем к ним действительно подходила одна из указанных Инуковым женщин. Однако после этого он, Чураков, пошел домой, ни к каким женщинам с Инуковым не ходил и, где тот был, не знает.

    И Петр Инуков не выдержал. Опустив голову, он оказал: «Да, все правильно». Он тут же рассказал о том, что, расставшись с Чураковым, пошел в барак строителей завода к своей знакомой, но ее не застал. Возвращаясь обратно в город, он прошел через двор техникума, где около общежития встретил какую-то девушку и пытался склонить ее к совершению полового акта. Тут к нему подошел какой-то мужчина, который стал требовать, чтобы он ушел с территории техникума, угрожая вызвать сотрудников милиции.

    «За это я, — сказал Инуков, — с большой злостью ударил его имевшимся у меня железным прутом по голове и пырнул несколько раз ножом. На том месте остался каблук от моего сапога, который и выдал меня». Эти показания Инукова были записаны в протокол очной ставки.

    На следующий день Инукову было предъявлено обвинение. Признав себя виновным, он подробно рассказ зал, как возвращался из барака строителей, взял на строительной площадке завода прут из арматурного железа, с которым пошел на ул. Лазаренко через двор техникума, как встретил там женщину и как убил Мархеля.

    «После убийства,— показал Инуков, — я оврагом пробрался домой и, не заходя в дом, залез на чердак, где уснул, не снимая одежды. Утром обнаружил, что на левом сапоге нет каблука, а на рукаве рубашки имеются брызни крови. Рубашку замыл в речке, около дома, а сапог, отрезав от него голенище, бросил в навоз». Ножа, которым он нанес ранение Мархелю, Инуков утром у себя не обнаружил — очевидно уронил где-то в овраге.

    В моем производстве дело об убийстве Мархеля находилось три недели.

    Многие товарищи, знакомившиеся с материалами этого уголовного дела, просили меня потом рассказать, как же все-таки удалось раскрыть преступление: в деле, следом за моим постановлением о его принятии к своему производству, подшит протокол допроса жены убитого Мархеля, сразу за ним постановление и протокол обыска в доме Инуковых. Почему именно у Инукаоых? Что это —случайность? Пусть об этом судит читатель.

    Следователь по особо важным делам при Прокуроре Белорусской ССР советник юстиции М. К. Жавнерович

    В начало



    Как вылечить псориаз, витилиго, нейродермит, экзему, остановить выпадение волос