Поставки древесного угля

Разоблачение жульнических махинации с древесным углем

В милицию г. Иваново обратилась Курносова с просьбой повлиять на ее мужа, который после освобождения из мест заключения пьянствовал, спаивал несовершеннолетнего сына, устраивал дебоши. Курносова также рассказала, что ее муж занимается пережогом старых строений на уголь в колхозе «Заря», а, сдавая уголь на промышленные предприятия, жульничает: получает от кладовщиков бестоварные приходные ордера.

В связи с этим по просьбе ОБХСС в колхозе «Заря» была произведена ревизия.

Выяснилось, что Курносов на протяжении ряда лет заключал договоры с колхозом о реализации древесного угля, полученного от пережога на уголь старых домов из бруса и хозяйственных построек частных лиц.

Вся продукция сдавалась им на промышленные предприятия от имени колхоза. Расчет за сданную продукцию производился через госбанк по безналичному расчету. Поступавшие на колхозный счет деньги разносились по лицевым счетам частных лиц, числящихся сдатчиками угля, и выдавались им по расходным кассовым ордерам. За пользование колхозным счетом по решению правления колхоза со сдатчиков удерживались в пользу колхоза 10% всех перечисленных на их имя сумм. Получив деньги, сдатчики рассчитывались с Курносовым, передавая ему до 50% стоимости реализованного угля.

Было установлено, что за два года Курносов у 16 частных лиц пережег и сдал на предприятия 72 т древесного угля, заработав на этом 9400 руб.

При изучении материалов ревизии обратили внимание на то, что Курносов предъявил к оплате 13 приходных ордеров на уголь, сдатчиком которого числился он сам. Четыре из них на сумму 1697 руб. выписаны заведующим материальным складом Кохомской льнопрядильной ткацкой фабрики Бобровым. Своего угля Курносов не имел, поэтому возник вопрос, где он его взял и не являются ли эти ордера бестоварными, подложными.

Курносов утверждал, что уголь получил от колхозников в качестве оплаты за свои коммерческие услуги по пережогу и сдаче угля.

Его объяснения частично подтвердились: были установлены источники отоваривания восьми ордеров. Пользуясь этим, Курносов настаивал, что бестоварных ордеров у него нет, и на каждом допросе называл новых лиц, якобы расплатившихся с ним за работу углем. Для проверки этих версий были допрошены 19 сдатчиков угля, пользовавшихся посредничеством Курносова, проведены очные ставки между ним и сдатчиками, отрицавшими расплату углем. Уличенный фактами, Курносов признал, что две фактуры, выписанные Бобровым, — бестоварные, и полученные по ним деньги они поделили между собой.

На очной ставке с Курносовым Бобров свою вину отрицал, однако затем показания Курносова подтвердил.

На допросе жена Курносова подтвердила, что знала о передаче одной пачки денег Боброву.

Имея в виду, что уголь, поступивший на Кохомскую льнофабрику, взвешивался и результаты записывались весовщиками в специальной книге, были осмотрены записи в этой книге. Оказалось, что поступление угля по приходным ордерам, выписанным Бобровым на Курносова, в книге не значится. Боброва и Курносова арестовали.

Из объяснений Курносова следовало, что свое «доходное ремесло» он заимствовал у Опрячина, который работал углежогом в подшефном Кохомской льнопрядильной фабрике колхозе «Октябрь». На допросах Курносов дал понять, что его учитель — «птица покрупнее» и бестоварных ордеров на уголь в его колхозе будет много.

Ознакомление с условиями работы Опрячина в колхозе «Октябрь» показало, что он так же, как и Курносов, использовал колхозный счет в госбанке для личного обогащения преступным путем. Опрячин сдавал уголь как от имени колхоза, так и от имени индивидуальных сдатчиков. Вскоре клиенты Опрячина были установлены, а против него было возбуждено уголовное дело, по которому доказано 17 эпизодов частнопредпринимательской деятельности, сочетавшейся с коммерческим посредничеством. Доходы Опрячина составили свыше 8 тыс. руб.

Необходимо было проверить, не находился ли Опрячин, как и Курносов, в преступной связи с заведующим складом Кохомской льноткацкой фабрики Бобровым.

Опрячин при допросе признался только в том, что в тех случаях, когда он сдавал на льноткацкую фабрику колхозный уголь, Бобров завышал в накладной вес, за что получал от него каждый раз 10—15 руб. Сколько было таких приписок и когда они имели место, Опрячин назвать не мог. Из его объяснений следовало, что выгоду от этого имел прежде всего колхоз, а он довольствовался лишь обусловленной договором заработной платой — 5 коп. с килограмма (фабрика же платила колхозу по 30 коп. за килограмм).

На очной ставке с Опрячиным Бобров его показания не подтвердил, отрицая, что совершал приписки в накладных и получал за это деньги.

В связи с тем, что в обоих делах имелись доказательства участия Боброва в хищениях, совершавшихся как Курносовым, так и Опрячиным, дела эти объединили в одно производство. По объединенному делу составили подробный план расследования, чтобы выяснить, не было ли организованного расхищения денежных средств путем выписки бестоварных приходных документов на поступление древесного угля.

Для этого на льнофабрике и в колхозе мы организовали проведение документальной ревизии, которая сличала данные о поступлении угля по книгам весовщиков с приходными документами Боброва, подобрали на каждый рейс соответствующие путевые листы, выяснили, кто в колхозе значится сдатчиком угля, кому и по каким кассовым ордерам выписаны деньги.

Ревизуемый период определили в три года, так как за более ранний период книг весовщиков на сохранилось.

При сличении количества угля, оприходованного заведующим складом фабрики Бобровым, с количеством, зафиксированным в книгах весовщиков при взвешивании поступившего угля на автомобильных весах, выяснились большие расхождения. В одних случаях оприходованные Бобровым партии угля вовсе не значились в книгах весовщиков, в других — количество угля в оприходованной партии было значительно больше, чем записано в книге.

По заключению ревизоров 47 выписанных Бобровым приходных ордеров на 84,6 т угля оказались полностью или частично бестоварными. На основании этих документов фабрика перечислила колхозу 2400 руб.

По 12 документам сдатчиком числился колхоз, а по остальным — частные лица (14 человек), которым в колхозе по их лицевым счетам были начислены и выданы деньги за сданный фабрике уголь.

Эти лица при допросе утверждали, что сдали на льнофабрику то количество угля, которое значится в документах.

Выводы ревизии о наличии приписок угля, основанные на сравнении данных бухгалтерского учета с записями в книгах взвешивания грузов, могли служить доказательством только при уверенности в точности этих записей.

В соответствии с результатами ревизии в колхозе и на льнофабрике были изъяты лицевые счета сдатчиков и признанные ревизорами бестоварными приходные ордера, которые были выписаны Бобровым, а также счета колхоза, по которым фабрика производила оплату за уголь.

Была составлена сличительная ведомость, в которую внесли расхождения между данными в книгах взвешивания грузов и приходных ордерах Боброва, номера и даты счетов, суммы перечисленных колхозу денег, номера автомашин, фамилии шоферов, сдатчиков угля, начисленные сдатчикам и полученные ими в кассе деньги. Составление такой сличительной ведомости значительно облегчило работу с документами.

Допрошенный по результатам ревизии, Бобров расхождения с записями в книгах весовщиков объяснил тем, что уголь он часто принимал без веса, по обмеру или взвешивал его в отсутствие весовщика, отвесы в книгу не заносил. Объяснения Боброва при проверке не подтвердились. Три весовщика, работавшие круглые сутки, шоферы и сами сдатчики показали, что уголь принимался только весовщиками, что во всех случаях уголь взвешивался на автомобильных весах, результаты заносились в книгу, а непосредственно сдатчику или Боброву выдавался отвес — талон с указанием номера автомашины, фамилии шофера, веса брутто, нетто и тары.

Отвес подписывался весовщиком.

Во время обыска на рабочем месте Боброва несколько таких отвесов были изъяты. Занесенные в них данные совпадали с записями в книгах весовщиков. При сличении этих записей с приходными ордерами оказалось, что Бобров указал вес принятого угля на три тонны больше фактического.

Выяснилось и такое обстоятельство: когда партия угля, оприходованная Бобровым, не значилась в книге весовщиков, то на нее не было и путевого листа, который обычно выписывался в колхозе при отправке груза.

Это служило важным доказательством выписки Бобровым бестоварных накладных.

Для выяснения, не были ли приходные документы на уголь бестоварными, мы применяли и другие методы, в частности проверяли, располагал ли сдатчик тем количеством угля, которое значилось принятым от него, не был ли сдатчик занят другой работой в отдаленном месте, в связи с чем он фактически не мог сдать приписанную ему партию угля.

Так, шофер колхоза Курицын, числившийся сдатчиком, утверждал, что 5 апреля он действительно сдал в Кохме на фабрику 1480 кг угля, оприходованного Бобровым по ордеру № 290. Между тем при осмотре путевых листов в Кохме установили, что 5 апреля Курицын находился в г. Иваново на мелькомбинате, где получал для колхоза комбикорм. Курицын при допросе заявил, что 5 апреля он успел сделать два рейса, получить комбикорм в г. Иванове, сдать его в колхоз и отвести уголь в Кохму.

На допросе в качестве свидетелей шоферы, сдававшие уголь на предприятия Иваново и Кохмы, показали, что в один день невозможно сделать два рейса из колхоза в Кохму и г. Иваново. При осмотре первых экземпляров накладных, оставшихся в бухгалтерии Ивановского мелькомбината и служащих пропусками, оказалось, что, судя по отметкам, Курицын получил комбикорм и выехал с территории мелькомбината в 15 час. 40 мин., раньше 17 час. он в колхоз вернуться не мог, а к тому времени на складе Кохомской фабрики Бобров прекращал работу по приему грузов.

Таким, образом, было доказано, что 5 апреля Курицын уголь сдавать не мог. В дальнейшем подтвердилось, что Бобров выписал и передал Курицыну через завхоза колхоза «Октябрь» бестоварный приходный ордер.

Осматривая записи в книгах весовщиков и сравнивая их с приходными ордерами, мы обратили внимание на то, что 15 сентября в книгу внесена запись о сдаче рабочим фабрики Капустиным 3800 кг угля. Как видно из записей в книге, Капустин сдавал уголь и в июле, привозил же его на тракторных тележках тракторист Корягин. В книге почему-то имелась пометка, что уголь поступил не 15, а 12 сентября и доставлялся на колхозной автомашине, водителем которой был Копышев. Возник вопрос, располагал ли рабочий фабрики Капустин таким большим количеством угля и чем объяснить разницу в датах доставки последней партии угля. Тракторист Корягин утверждал, что весь уголь, который имелся у Капустина, он привез на фабрику летом. Допросив весовщика Короткову, дежурившую 12 сентября, установили, что в этот день Капустин уголь не привозил, а запись в журнале сделана рабочим склада топлива Суховым в отсутствие весовщика. При сопоставлении этой записи с выписанным Капустину приходным ордером № 771 оказалось, что он выписан Бобровым 12 сентября. Напрашивался вывод, что Сухов по просьбе Боброва подогнал дату в книге к дате оформления приходного ордера. Для перевозки такого количества угля требовалось три-четыре автомашины ГАЗ-51.

Шофер Копышев сначала уверял, что 12 числа он уголь действительно привозил, но затем признался, что

Капустин попросил его дать ложные показания. Все говорило за то, что Капустин в сентябре уголь не сдавал.

Капустин подтвердил получение от Боброва бестоварного ордера и пояснил, что деньги в сумме 646 руб. были поделены между участниками преступления.

Бобров выписывал и частично бестоварные документы, в которых указывал большее количество угля, чем фактически поступало. Важное значение для разоблачения таких преступных махинаций имела проверка вместимости автотранспорта, на котором доставлялся уголь, а также проверка веса тары.

Так, в одном случае на фабрику из колхоза «Октябрь» на тракторных прицепах был доставлен уголь весом брутто 4630 кг. На складе же ордером № 25 от 4 февраля этот уголь приходовался уже весом нетто — 4520 кг, или менее веса брутто всего лишь на 110 кг.

Для проверки, сколько же в действительности весит тара, мы произвели осмотр принадлежащих колхозу тракторных прицепов и взвесили их на автотранспортных весах колхоза.

Сличение веса брутто и веса тары показало, что угля поступило меньше, чем оприходовано, на 2300 кг.

В книге весовщиков имелась запись от 7 июля о том, что шоферы Балябин, Куванов и Гамашин доставили 3060 кг угля. Бобров записал, что вес этой партии угля 7390 кг нетто. Сдатчиком угля числился тракторист колхоза Бучин.

По свидетельству Куванова на его автомашину больше 820 кг погрузить невозможно. Гамашин назвал предельный вес угля в его автомашине — одна тонна. Балябии пояснил, что его автомашина с низкими бортами и на нее больше 1500 кг погрузить нельзя. Таким образом, Бучин мог сдать лишь немногим больше трех тонн угля, что подтверждало правильность записей в книге весовщиков и противоречило записи в приходном ордере.

Устанавливая факты приписок угля, мы, естественно, интересовались, были ли в результате этих приписок недостачи угля на фабрике, не скрывались ли они и если да, то какими способами. Перед ревизорами поставили вопрос о правильности списания угля в расход.

Ревизия пришла к выводу, что с учетом условий производства на кузнечные работы необоснованно списано около 100 т древесного угля. Эти выводы подтверждались заключением эксперта-технолога.

Списание угля производилось раз в месяц по лимитным картам, составленным и подписанным часто одним Бобровым.

Бухгалтер материальной группы Карпов показал, что о ненормальном положении со списанием угля он неоднократно докладывал главному бухгалтеру фабрики Хренову, но тот мер не принимал.

Бездействовал и начальник топливно-транспортного отдела фабрики Орехов.

По оперативным данным Хренов и Орехов были соучастниками Боброва, причем они имели преступные связи и с некоторыми должностными лицами колхоза «Октябрь».

Рабочий фабрики Капустин, изобличенный в получении от Боброва бестоварного ордера, пояснил, что деньги по этому ордеру в сумме 646 руб. были поделены между Бобровым, Суховым и Хреновым, что Хренов, будучи на складе топлива, лично отсчитал из пачки 280 руб. Хренов на очной ставке с Капустиным в получении денег сознался.

Важную роль в разоблачении преступных связей должностных лиц фабрики и колхоза сыграл следующий факт, не имеющий, на первый взгляд, отношения к припискам угля. Бобров, Хренов, Орехов, а также директор льнофабрики Ушаков и его заместитель Устинов получили на колхозной свиноферме поросят общим весом 254 кг.

Деньги в сумме 254 руб. (из расчета один рубль за килограмм) почему-то внесла зоотехник колхоза «Октябрь» Жигалова. Жигалова числилась сдатчиком угля и имела свой лицевой счет в колхозе.

Возникло подозрение, не получала ли Жигалова бестоварные документы за сданный ею уголь и таким путем оплатила стоимость поросят.

В колхозе были изъяты документы, подтверждающие списание в расход пять поросят и уплату за них денег Жигаловой.

Однако в этот период Жигалова угля не сдавала.

Жигалова сначала отрицала получение бестоварных документов на сдачу угля, а 254 руб., по ее словам, ей передал Орехов. Орехов это подтвердил. Однако через некоторое время Жигалова призналась, что Бобров с ведома Хренова приписал ей 1125 кг угля на 225 руб. и что от Хренова она получила бестоварный приходный ордер на 4100 кг угля, но деньги по этому ордеру по совету Хренова не взяла. Жигалова рассказала также, что сначала договорилась с Ореховым подтвердить получение от него 254 руб. в уплату за поросят, но затем Орехов попросил на очередном допросе зачем-то сказать, что он дал ей только 100 руб.: 30 за себя, 50 — за Устинова и 20 — за директора Ушакова.

Как впоследствии выяснилось, Ушаков и Устинов за полученных ими поросят деньги в сумме 40 руб. дали Орехову, чтобы тот уплатил их в кассу колхоза, но Орехов и Хренов эти деньги пропили. Допросили Полушкина, числящегося сдатчиком угля, на которого по данным ревизии выписано девять бестоварных приходных ордеров и с участием которого, по нашим расчетам, было расхищено более 3 тыс. руб. Полушкину предъявили весовую книгу и отвес, изъятый у Боброва, и предложили объяснить причину расхождений в записях о весе (вес был увеличен на 3 т). Полушкин вынужден был признать факт приписки.

После того, как ему разъяснили, что чистосердечное признание служит смягчающим вину обстоятельством, Полушкин рассказал о всех случаях хищений. Он изобличил Боброва в том, что тот за приписки угля получил от него 550 руб. Бестоварный приходный ордер па 1100 кг выписанный Бобровым, дал ему Опрячин. По объяснению Полушкина его сестра — Пилюгина, работавшая в колхозе «Октябрь» старшим бухгалтером, по его просьбе оформила на него по бестоварным ордерам два кассовых расходных ордера на 860 руб., а деньги отдала Хренову, Боброву и Орехову.

Пилюгина подтвердила показания Полушкина об участии Хренова, Боброва, Орехова и Опрячина в хищении денежных средств, начисленных на имя Полушкина по бестоварным документам. Пилюгина призналась также в том, что по просьбе Орехова выписала ему корешок к приходному ордеру на 100 руб., якобы уплаченных за поросят. В действительности эта сумма в кассу не поступала и приходного ордера не имелось.

Теперь стало ясно, для чего Орехов просил Жигалову подтвердить уплату 100 руб. за себя, Устинова и Ушакова. Он запасся подложным оправдательным документом.

Имелись все основания для ареста Орехова, однако с этим мы повременили и занялись эпизодами хищения денег по приходным документам на уголь, сдатчиком которого числился Клопов. Дело в том, что Клопов был родственником председателя колхоза «Октябрь» Лебедева, а по оперативным данным Лебедев был причастен к хищениям.

Старший бухгалтер колхоза Пилюгина показала, что приходные документы для Клопова всегда сдавал Лебедев, деньги получал тоже он, а расписывался в расходных кассовых ордерах Клопов. Лебедев ранее несколько раз допрашивался по вопросам, касающимся отношений колхоза с льнофабрикой, и о положении в колхозе. Мы решили, что после показаний Жигаловой и Полунжина, о которых Лебедев безусловно знает, он психологически подготовлен дать правдивые показания.

Действительно, Лебедев был откровенен и рассказал о ряде фактов, когда он принимал от Хренова и Орехова заведомо бестоварные приходные документы фабрики на сдачу угля. Сдачу угля оформлял на Клопова, а деньги передавал Орехову и Хренову.

Тем временем продолжали выяснять и роль тех лиц, на имя которых оформлял бестоварные документы Опрячин.

Пример Полушкина, Жигаловой, Пилюгиной, Клопова, а главное Лебедева, положительно повлиял на других колхозников, ранее дававших ложные показания.

На повторных допросах они рассказали правду. Оказалось, что все они были лишь подставными лицами: представляли свои лицевые счета в колхозе для отражения операций по бестоварным ордерам на уголь, а деньги получали Опрячин и работники бухгалтерии колхоза.

Выяснились и все преступные связи Орехова. Орехов — бывший начальник топливно-транспортного отдела фабрики, ко времени расследования настоящего дела работал председателем Ивановского райпотребсоюза.

Полагая, что спрашивать его будут только о получении в колхозе поросенка, Орехов выложил на стол корешок к приходному ордеру на 100 руб. — бесспорное, по его мнению, свидетельство его невиновности.

Используя показания Жигаловой и Пилюгиной, мы провели очные ставки между ними и Ореховым.

При последующих допросах Орехов виновным себя признал. Бобров, Хренов и Опрячин также полностью изобличались в многочисленных фактах хищений.

В результате расследование установило, что из 24 тыс. руб., выплаченных фабрикой за фактически непоступивший древесный уголь, 14 тыс. руб. было расхищено, а 10 тыс. руб. остались в колхозе как неосновательное обогащение.

В процессе следствия удалось выявить факты хищения денег путем приписок угля на фабрике «Красная Талка», заводе автокранов, совершавшихся Курносовым и другими лицами с использованием лицевых счетов колхозов «Заря» и им. Чапаева в госбанке.

Последовательно проводя работу по обеспечению возмещения материального ущерба от хищений, мы добились, что обвиняемые и их родственники добровольно внесли 6662 руб. Оперативным путем были выяснены места сокрытия Бобровым ценного имущества на сумму 2240 руб.

Всего у обвиняемых было обнаружено и описано ценного имущества на сумму свыше 10 тыс. руб.

К уголовной ответственности были привлечены и осуждены областным судом 13 человек.

Мы стремились выяснить обстоятельства, которые способствовали тому, что на фабрике длительное время путем приписок совершались организованные хищения денежных средств. Было установлено, что на Кохомской фабрике приходные ордера на поступающий уголь были обезличены: в них не указывалось, через кого поступал уголь, на какой автомашине доставлен, подпись сдатчика угля в подавляющем большинстве случаев отсутствовала. Сдатчиком всегда именовался колхоз. В результате такие документы использовались как чеки на предъявителя, деньги в колхозе начислялись тому лицу, которое сдаст документ и скажет, что уголь принадлежит ему. Опрячин, Курносов, колхозники, занимавшиеся пережогом угля, имели свои лицевые счета, на которых отражались все денежные операции.

На фабрике не существовало нормы угля, расходуемого на кузнечную работу. В механическую мастерскую уголь отпускался без учета и списывался в конце месяца обычно только Бобровым, а если лимитные карты визировали работники мастерской, то делали они это формально, без проверки.

Хотя на фабрике и велась книга весовщиков, в которую они записывали данные о взвешивании угля, работники бухгалтерии никогда не сверяли эти данные с бухгалтерскими и с документами, представляемыми Бобровым.

Ведомственные ревизии этот маловажный, на первый взгляд, участок финансово-хозяйственной деятельности фабрики не затрагивали, что также использовали расхитители.

Администрация не принимала мер к снабжению фабрики древесным углем в централизованном порядке, несмотря на то, что оптовая цена угля в несколько раз ниже той, по которой фабрика закупала уголь у отдельных колхозников.

Руководители колхозов «Октябрь», «Заря», им. Чапаева, стремясь привлечь денежные средства на хозяйственные нужды колхозов, допустили частнопредпринимательскую деятельность при заготовках и поставках древесного угля на промышленные предприятия.

Для устранения перечисленных условий, способствовавших хищениям, были внесены представления в Управление льняной промышленности Министерства легкой промышленности РСФСР и некоторые местные учреждения и организации.

Старший следователь следственного отдела УООП Ивановской области майор милиции Н. Н. Портнов