Госарбитраж на страже закона
Когда в своем постановлении от 18 февраля 1931 г. союзное правительство обязало все хозяйственные органы оформлять заказы и поставки путем заключения письменных договоров, оно особо оговорило уголовную ответственность «директоров заводов и других должностных лиц, ответственных за выполнение данного заказа или поставки» во всех случаях невыполнения или ненадлежащего выполнения хозяйственными органами своих обязательств. Такого рода специальная оговорка является логическим следствием публично-правового характера нашей договорной дисциплины, призванной служить оформлением тех взаимоотношений хозорганов, которые в своей совокупности должны быть реальным средством реализации народнохозяйственного плана.
Поэтому и в дальнейшем, создавая особый орган для разрешения имущественных споров между учреждениями, предприятиями и организациями обобществленного сектора в направлении, обеспечивающем укрепление договорной и плановой дисциплины и хозяйственного расчета», союзное правительство в Положении о Госарбитраже сохранило эту оговорку об уголовной ответственности за нарушение договорных обязательств, предложив органам Государственного арбитража «о всех выявленных серьезных нарушениях договорной и плановой дисциплины и иных недочетов в деятельности учреждений, предприятий и организаций» сообщать не только вышестоящим органам и органам РИСИ (ныне КСК), но «в надлежащих случаях — прокуратуре».
В законе же «О заключении договоров на 1934 г.» повторяется не только ранее установленное правило об уголовной ответственности должностных лиц, виновных и нарушении договоров, но еще введено особое правило о том, что «условия договоров, нарушающие установленные цены, недействительны, а лица, их подписавшие, подлежат ответственности как за должностное преступление». И наконец в опубликованном только что проекте Положения о договорных отношениях между государственными, кооперативными и общественными учреждениями, предприятиями и организациями находим еще более широкое определение признаков уголовной ответственности должностных лиц по договорам, буквально гласящее: «лица, подписавшие договор, противоречащий закону, либо установленным планам, несут ответственность как за должностное преступление в порядке уголовного законодательства Союза и союзных республик».
Таким образом по мысли нашего союзного законодательства органам прокуратуры отведена весьма значительная и во всяком случае не меньшая чем органам арбитража роль в борьбе за укрепление договорной и плановой дисциплины и хозяйственного расчета внутри нашего обобществленного сектора.
Однако практика всего периода, прошедшего с исторического постановления от 18 февраля 1931 г., говорит о том, что свое значение в этой борьбе прокуратура на местах полностью недооценивает. Не говоря уже о том, что прокурорская инициатива почти отсутствует, что как-то так повелось, что прокуратура борьбу за договор, план и хозрасчет целиком и полностью уступила органам арбитража, что в ежегодные договорные кампании прокуратура не включается и они проходят мимо нее, но даже на те случаи, на которые внимание прокуратуры обращают органы арбитража, прокуратура реагирует столь бледно, что они проходят незамеченными, не оставляя порой по себе никакого следа.
Характерным примером подобного отношения прокуратуры к сигналам органов арбитража может служить следующий случай.
В одном центральном ведомственном арбитраже возник спор между северным лесным трестом и северной бумажной фабрикой, сущность которого заключалась в том, что после окончания исполнения трестом договора на поставку фабрике дров в течение всего договорного года на фабрике против приемочно-сдаточных актов оказалась недостача дров на 350 тыс. руб. Арбитражный адвокат, возбуждая спор, объяснил, что означенная недостача явилась следствием преступно недобросовестного исполнения трестом договора поставки дров. Пользуясь тем, что фабрика не успевала для окончательной приемки дров выкатывать их на берег и вынуждена была приемку производить в воде счетом на багор и по фактурам, трест якобы выписывал последние в преувеличенном размере, причем процент преувеличения доходил до 30. B своих же возражениях трест настаивал на том, что обнаруженная фабрикой недостача в действительности места не имела, что вследствие хаотического состояния на фабрике как бухгалтерии, так и складского хозяйства последнее пускало дрова в производство, минуя складскую регистрацию и потому без отметки в бухгалтерии. В результате подобных операций к концу года и оказалось, что разрыв между бухгалтерскими книжными остатками и остатками, в натуре выразился в сумме 350 тыс. руб. Свое утверждение трест подкреплял соображениями и такого порядка. Так как фабрика в том году, о котором шел спор, выполнила свой производственный план с преувеличением, а между тем трест являлся ее единственным поставщиком, то каким сырьем фабрика перевыполнила свою производственную программу, если трест не додал ей 30% сырья?
Перед арбитражем естественно встал вопрос о явно уголовном характере возникшего спора. Как в том случае, когда недостача явилась следствием хаотического состояния учета и отчетности, несомненно дававшего (возможность широких хищений, так и в случае недобросовестного исполнении со стороны треста поставки по договору — преступления несомненно налицо. Материальные же последствия этих преступлений и особенно разрешение вопроса о том, на кого должны быть возложены эти материальные последствия, не могли быть разрешены арбитражем до расследования.
Однако несмотря на ряд сигналов Госарбитража, практика многократных получений по одним и те же счетам все продолжалась. И вот в середине текущего года Госарбитраж, заслушав одно из подобных дел, самостоятельно наложил взыскания: на сбытовой орган штраф в сумме 5 000 руб., на управляющего и на главного бухгалтера персональные штрафы в размере месячного оклада каждого. Эффект оказался настолько поразительным, что Госарбитраж эту систему штрафов стал применять широко, заменив ею конечно там, где это все же возможно, безрезультатные сообщения в прокуратуру.
Между тем реальная помощь прокуратуры органам арбитража в деятельности последних по укреплению «договорной и плановой дисциплины и хозяйственного расчета» уже давно стала во внеочередной порядок дня.
Но в приведенном случае органу арбитража еще повезло в том смысле, что им все же получен был ответ от прокуратуры. B подавляющем же большинстве случаев, сигнализируя органам прокурорского надзора о выявившихся в процессе разрешения споров преступных явлениях, органы арбитража никаких сведений о судьбе своей сигнализации не имеют. Этим объясняется то, несомненно, ненормальное явление, наблюдаемое в последнее время в некоторых органах арбитража, в силу которого последние порой подменяют собой прокуратуру, налагая общие и персональные взыскания материального порядка в случаях, несомненно требующих вмешательства прокуратуры.
С законами 7 августа и 8 декабря, хотя и не «в такой мере, как в других случаях, но тоже не все обстоит благополучно. Через органы арбитража — государственные и ведомственные — проходит большое количество споров, свидетельствующих и о ненадлежащей охране социалистической собственности и о ненадлежащем качестве поставляемой продукции, являющейся браком в чистом его виде. Большое количество подобных споров не только не уменьшается, но из года о год возрастает и наблюдается несомненная тенденция к их росту и в дальнейшем. Между тем вмешательство в эти дела органов прокурорского надзора носит характер эпизодический, и потому случаи подобного вмешательства все еще единичны.
С использованием материалов из журнала «Социалистическая законность», № 10, 1934 г.
