Волна рабочих волнений в Донбассе в 1891 г.
После некоторого затишья (в 1891 г. не было отмечено ни одного значительного выступления донецких рабочих) весной 1892 г. вновь явственно проявилось растущее с каждым днем недовольство рабочих Юзовского района, вызванное дороговизной жизни и малой зарплатой. В течение апреля и мая рабочие ряда угольных шахт и Юзовского завода неоднократно выдвигали требования повысить заработную плату и снизить цены на продукты в рудничных лавках.
26 мая вечером отказалась выйти на работу ночная смена на принадлежавшей Иловайскому шахте «Сергей» в Макеевке. Около 1300 рабочих собрались возле рудничной конторы. Они жаловались на плохое качество продуктов, продаваемые в лавках, низкую заработную плату. К ним присоединились рабочие соседней шахты «Капитальная». Уговоры управляющею рудником приступить к работе и его обещания рассмотреть на следующий день все претензии не помогли. Рабочие разошлись по домам. Часть из них (до 300 человек), отделившись от остальных, направилась в Макеевку, где разгромила несколько лавок. Из Юзовки срочно были вызваны 40 казаков, которые прекратили волнения. Казаки находились на руднике еще несколько дней. Было арестовано 13 человек, после чего войсковой наказной атаман Войска Донского смог донести военному министру, что «порядок вполне восстановлен».
Атмосфера в Юзовском районе по-прежнему оставалась накаленной, и достаточно было искры, чтобы произошел сильнейший взрыв. И такая вспышка рабочей ненависти действительно вскоре произошла.
В начале августа 1892 г. волна рабочих волнений захлестнула обширную территорию горнозаводского Юга, получив сильнейший резонанс не только в бассейне, но и по всей стране. Августовские волнения донецких рабочих в официальных документах квалифицировались как холерный бунт», стихийные беспорядки, связанные с разразившейся тогда в стране холерной эпидемией. Особенно настойчиво поддерживали эту версию сами горнопромышленники, стремившиеся все свести к случаю, подчеркнуть отсутствие глубоких причин этого выступления. А они, конечно, были. И прежде всего исключительно тяжелое материальное положение рабочих, которых беспощадно эксплуатировали и обирали все, начиная с респектабельных заводчиков и шахтовладельцев и кончая мелкими подрядчиками, артельщиками и лавочниками.
Постоянное недоедание, ужасные условия труда и быта, произвол и издевательства администрации предприятий и местных властей — таковы были действительные, коренные причины стихийных волнений, происшедших в начале августа в Юзовском районе. Это стало ясно уже в ходе проведенного расследования, это было очевидно многим современникам, непосредственным свидетелям них событий. Характерно в этом отношении важное свидетельство В. В. Вересаева, который лично принимал участие в борьбе с холерой в Донбассе, проработав два месяца врачом на расположенном в окрестностях Юзовки Вознесенском руднике Карпова (техническим директором его был родной брат писателя М. В. Смидович).
В своем дневнике он записывает в эти дни: «Здесь на месте я узнал, что и юзовский бунт был вовсе не холерным; кровопролитие и «укрощение» рабочих произошли на почве требований повышения расценок и улучшения жилищных условий; для власти оказалось выгоднее выставить происшествие как «холерный бунт».
Позднее личные впечатления и переживания будущего писателя во время холерной эпидемии в Донбассе легли в основу его широкоизвестной повести «Без дороги». Холерная эпидемия, которая свирепствовала в 1892 г. по всей России, грубые, насильственные, зачастую нелепые и провокационные действия местных властей и полиции в борьбе с массовыми заболеваниями, которые вызвали целую волну беспорядков в Астрахани, Царицыне, Саратове и других городах и поселках, лишь ускорили кровавую трагедию в Юзовке.
Первые случаи заболевания холерой на шахтах Юзовского района были отмечены уже в июле. Тогда же в целях предупреждения ее вспышки в самой Юзовке заводской поселок был оцеплен со всех сторон пикетами полиции и казаков, никого туда не пропускавших. Эти меры вызвали сильное недовольство рабочих окрестных шахт, которые лишились таким образом возможности пользоваться единственным во всей округе базаром. В самой Юзовке рабочие были возмущены тем, что полиция по распоряжению местных властей начала в спешном порядке сносить всякие пристройки летнего типа (так называемые каютки), а также запретила продажу зелени и фруктов, что сильно ударило по рабочему бюджету.
Причем все это осуществлялось грубыми, принудительными методами, без каких-либо объяснений. В связи со строительством холерных бараков, расположенных за чертой поселка, и специальной чайной среди рабочих распространились слухи, что за их устройство будут производиться вычеты из зарплаты. Воображение будоражили также всякие нелепые слухи о якобы бесчеловечном обращении врачей с больными холерой, которых будто бы перетаскивают крючьями, живьем засыпают известью и т. п. Все это вместе взятое создавало исключительно сложную и напряженную обстановку, и уже с середины июля местная полиция стала получать сведения о возможных рабочих выступлениях.
Волнения в Юзовке начались в воскресенье 2 августа. Непосредственным поводом к ним послужил отказ одного из заводских рабочих Павлова отправить свою заболевшую жену в .холерный барак. Произошло это утром, когда больную осмотрел заводской врач и определил у нее холеру. Днем за больной приехали с санитарными дрогами полицейский надзиратель и чиновник особых поручений при екатеринославском губернаторе, но у балагана № 4, где жили Павловы, их встретила градом камней большая толпа рабочих, вынудив обоих спешно ретироваться. Возбужденные рабочие, к которым присоединяются все новые и новые люди, направились к расположенной неподалеку от жилых балаганов чайной, выстроенной недавно в связи с холерной эпидемией, и разгромили ее. Затем все двинулись к холерным баракам, чтобы также их разрушить и выручить, как считали они, погибавших там товарищей.
В это время в Юзовке как раз закончился организованный местной Преображенской церковью крестный ход сопровождавшийся молитвами о спасении от холеры, который привлек в этот летний воскресный день очень много народа, причем не только местных жителей, но и крестьян из окрестных сел, шахтеров Юзовского района. Большинство из них вливается в толпу рабочих, которая еще больше разрастается и достигает в вечерние часы: уже нескольких тысяч человек. По дороге к холерным баракам весь гнев и ненависть этой массы озлобленных, измученных людей обрушился на многочисленные лавки и питейные заведения, расположенные на базарной площади. В толпе кроме рабочих было много случайных людей, которые начали грабить брошенные хозяевам лавки и кабаки. Наступившую ночь осветили пожары.
Остановить рабочую стихию не смогли ни увещевания местного священника, вышедшего к толпе с крестом и хоругвями, ни казачьи нагайки. Прибывшая сюда казачья сотня была встречена камнями. В ответ раздались выстрелы: казаки предприняли попытку массированно атакой рассеять толпу. Однако это нападение было отбито, причем разъяренные происходившим массовом убийством люди сами атаковали конных казаков. Как докладывал екатеринославский губернатор министру внутренних дел И. И. Дурново, «толпа бросалась на казаков, хватала лошадей за уздечки, била камнями и стреляла из револьвера».
И вновь гремели залпы, и снова падали, обливаясь кровью, люди. Как показал позднее на следствии очевидец этих ужасных сцен врач Полупаенко, «треск и шум от пожара, от ударов разными орудиями при разбитии лавок, пальба казаков залпами, крики мужских и женских голосов в среде бунтовщиков, плач и рыдания пострадавших и перепуганных жителей - все это слилось в один ужасающий гул». В эту страшную ночь погибло несколько десятков рабочих и местных жителей, многие были ранены. Известный урон понесла и противная сторона: камнями были ранены несколько полицейских, три офицера и 23 казака. Действия казачьей сотни в конечном счете получили высочайшее одобрение. На докладе военного министра о поведении казаков в Юзовке 2—3 августа Александр III написал: «Печально, но нечего было делать».
Кровавая расправа с рабочими еще больше усилила их гнев и возмущение. К утру 3 августа Юзовка фактически оказалась в руках восставших. Казаки отступили и, разбившись на несколько групп, в ожидании подкрепления, охраняли здания церкви, почты, полицейский участок и некоторые административные помещения. Телеграмма из Юзовки о «бунте рабочих» была получена в Екатеринославе еще в 10 часов вечера 2 августа и вызвала там страшный переполох. Губернатор немедленно распорядился об отправке в Юзовку экстренным поездом из Екатеринослава двух батальонов солдат. Одновременно была отправлена телеграмма наказному атаману Войска Донского «о необходимости командирования туда же форсированным маршем возможно большего количества казаков». Поднятые по тревоге воинские части были отправлены в Юзовку на рассвете 3 августа. Об этом было немедленно доложено в Петербург царю. Над Юзовкой сгущались новые тучи.
Между тем с утра 3 августа действия рабочих приобрели более организованный характер. В эти утренние часы большая группа рабочих во главе с Андреем Корнеевым и Ефимом Шерепиным пришла на территорию завода, развела пары в котлах, и вскоре тревожные, призывные гудки разнеслись над окрестными шахтами. В то жe время рабочие Юзовского завода Прохор Шпигунов, Алексей Мосин и другие обходили рабочие балаганы, вызывая их обитателей вновь на улицы. При этом Шпигунов кричал, как утверждалось впоследствии в приговоре суда: «Эй, народ, выходи на бунт». На помощь юзовским рабочим со всех сторон спешили шахтеры. Как выяснилось позднее, в волнениях принимали участие кроме юзовских также шахтеры 11 соседних крупных рудников. Иными словами, волнениями был охвачен весь Юзовский район, а число участников 3 августа увеличилось уже до 15 тыс. человек. У рабочих появились свои руководители, которые организовали на подступах к поселку конные дозоры, давали задания отдельным группам. Одна из таких больших групп (до 300 человек), в частности, освободила силой арестованных накануне около 200 рабочих. Попытки разгромить заводскую контору были пресечены самими заводскими рабочими, никакого ущерба не было нанесено и заводскому оборудованию.
Не следует, конечно, преувеличивать и переоценивать эти отдельные, в общем очень незначительные, элементы организованности, в целом выступление 2—3 августа имело ярко выраженный стихийный характер и не сопровождалось выдвижением каких-либо конкретных требований. Стихийная вспышка, состояние возбужденности и аффекта так же быстро, как и возникли, угасают, и уже к 3 часам дня 3 августа постепенно в поселке воцарилось спокойствие, а рабочие стали расходиться по домам.
Далее: Финал юзовской трагедии 1891 г.
